Таким образом, даже из нашего беглого обзора видно, что жизнь сообществами не представляет исключения в животном мире; она, напротив, является общим правилом — законом природы — и достигает своего полнейшего развития у высших беспозвоночных. Видов, живущих в одиночестве, или только небольшими семействами, очень мало, и они сравнительно немногочисленны. Мало того, есть основание предполагать, что, за немногими исключениями, все те птицы и млекопитающие, которые в настоящее время живут стадами или стаями, жили ранее сообществами, пока род людской не размножился на земной поверхности и не начал вести против них истребительной войны, а равным образом не стал истреблять их источников прокормления. «On ne s'associe pas pour mourir» (для умирания не собираются вместе), — справедливо заметил Эспинас (в книге «Les Sociétés animales»). Хузо (Houzeau), хорошо знавший животный мир некоторых частей Америки, раньше чем животные подвергались истреблению человеком в больших размерах, высказал в своих произведениях ту же мысль.
Общественная жизнь встречается в животном мире на всех ступенях развития; и, соответственно великой идее Герберта Спенсера, так блестяще развитой в работе Перье, «Colonies Animales», «колонии», т. е. сообщества, появляются уже в самом начале развития животного мира. По мере того как мы поднимаемся по лестнице развития, мы видим, как сообщества животных становятся все более и более сознательными. Они теряют свой чисто физический характер, потом они перестают быть просто инстинктивными и становятся обдуманными. Среди высших позвоночных сообщество уже бывает временным, периодичным, или же служит для удовлетворения какой-нибудь определенной потребности, — например, для воспроизведения, для переселений, для охоты или же для взаимной защиты. Оно становится даже случайным, — например, когда птицы объединяются против хищника, или млекопитающие сходятся для эмиграции под давлением исключительных обстоятельств. В этом последнем случае сообщество становится
Затем, объединение бывает иногда в две или три степени: сначала семья, потом группа и, наконец, общество групп, обыкновенно рассеянных, но соединяющихся в случае нужды, как мы это видели на примере буйволов и других жвачных, во время их перекочевок. Товарищество также принимает высшие формы, и тогда оно обеспечивает большую независимость для каждой отдельной особи, не лишая ее, вместе с тем, — выгод общественной жизни. Таким образом, у большинства грызунов каждая семья имеет свое собственное жилище, куда она может удалиться, если пожелает уединения; но эти жилища располагаются селениями и целыми городами, так, чтобы всем обитателям были обеспечены все удобства и удовольствия общественной жизни. Наконец, у некоторых видов, как, например, у крыс, сурков, зайцев и т. д., общительность жизни поддерживается, несмотря на сварливость, или вообще на эгоистические наклонности отдельно взятых особей.
Во всех этих случаях общественная жизнь, стало быть, уже не обусловливается, как у муравьев и пчел, физиологическим строением; ею пользуются ради выгод, представляемых взаимной помощью, или же ради приносимых ею удовольствий. И это, конечно, проявляется во всех возможных степенях и при величайшем разнообразии индивидуальных и видовых признаков, — причем самое разнообразие форм общественной жизни является последствием, а для нас и дальнейшим доказательством, ее всеобщности[74].