Вызовы Тишайшего

Духовно-нравственную атмосферу русского общества середины 17 века так или иначе определяло лихолетье Смутного времени с его поголовным предательством верхов и низов, многочисленным изменам присягам разным властителям от царей Годунова и Шуйского, до королевича Владислава и двум Лжедмитриям. Русские православные люди отлично в глубинах памяти осознали, что за совершенные грехи, изменам присяге и страшные шатания в христианской вере они свыше были наказаны Смутой. А очиститься от Смуты в государстве и в каждой русской душе совсем не просто и даже опасно, болезненно, ибо Господь Бог наказует всех и каждого за попустительство злодеяниям Смуты, от неумения сплотиться в православной вере и действовать дружно ради победы над злом, изгнания из русской души дьявольщины.

Но церковные пастыри и книжники напоминали верующим, что в русской душе за время Смуты грехов накопилось столь много, что они «аки волны морские: едва погибнет одна, другая встаёт, неся также наши новые беды и греховные напасти». Раны русской души, полученные в Смутное время, ещё сильно кровоточили. Даже при случившемся вовремя всенародном покаянии и завершении русско-польского противостояния в начале 17 века Деулинским перемирием 1619 года было еще далеко от спасительного благочестия и благочиния Московского государства царя Тишайшего. Многие тайны предательской и разрушительной деятельности патриарха Филарета Никитича и партии Романовых в разжигании Смуты и поддержки польской короны всплыли так или иначе ко времени кончины первого царя династии, Михаила Федоровича Романова и воцарения второго царя 16-летнего Алексея Михайловича Романова, который сам себе придумал прозвание Тишайший, эквивалентному «Всемилостивейшему».

Богобоязненный и религиозный с раннего детства Тишайший царь, благодаря своим благочестивым учителям, в первую очередь боярина Бориса Морозова, жил идеей возрождения порушенного Смутой «последнего и единственного православного царства». Да, бури лихолетья Смуты к воцарению Тишайшего улеглись, – только где зарок, что в правление Тишайшего грешное безверие и не менее грешное поголовное предательство в пользу Польши не подымет новые опасные и смутные волны?.. И религиозный Тишайший принял самое живое и непосредственное участие в возрождении православия, которому был придан государственный политический смысл: требовалось возрождение Православного царства под скипетром Романовых при походе русского войска в Смоленские и Литовские земли и взятие утерянного при царе Шуйском старинного Смоленска – западного форпоста.

И здесь главную роль сыграли приязнь Тишайшего к Саввино-Сторожевской обители первого инока-игумена Саввы и мистическая встреча царя со своим спасителем от медведя-великана святым Саввой. Ведь здесь важен не сам факт чудотворного спасения Тишайшего Саввой, а то, что в многочисленных рассказах царя всегда фигурировало слетевшее с его слов призывное напоминание: «На Смоленск, царь Тишайший». Как тут не поверить молодому, полному сил и амбиционных устремлений царю слушавшим его вельможам и воеводам? Своими рассказами о завете святого Саввы отвоевать у поляков Смоленска, взять его назло всем внутренним и внешним негативным обстоятельствам, Тишайший руководствовался амбиционным целям придать общегосударственное значение обретению и поклонении мощам святого – до и после взятия Смоленска. Таким образом, новая царская династия Романовых через богобоязненного Тишайшего, почитая старых, любимых народом святых, стремилась поставить на службу государству «своего, Романовского» святого.

Но царь Тишайший, успешно завершив процедуру обретения мощей святого Саввы в любимой обители, вместе с Никоном, возжелал по-своему замолить грехи своих предков, деда Филарета и отца Михаила. Через своего рода процедуру покаяния перед страстотерпцами, загубленными во время Смуты начала 17 века, с перенесением их мощей в кремлевский Успенский собор из мест кончины и заточения мучеников.

После обретения 19 января мощей святого Саввы, возложения их в новую дубовую гробницу Тишайший, находясь возвышенно-эмоциональном состоянии, вдохновившись призывом «на Смоленск!», царь высказался в присутствии Никона за продолжение церковных торжеств в целях возрождения православия под скипетром Романовых. Царь и митрополит благоразумно пришли к консенсусу: было решено перенести в Успенский собор прах трех выдающихся московских архипастырей-страстотерпцев – патриархов Иова и Гермогена и митрополита Филиппа (Колычева). Подбор имен выдает грандиозный замысел устроителей церемонии. То были иерархи-страстотерпцы, принявшие мучения и смерть в Смутное время за православную веру и церковь.