Вызов Запада и ответ России

В России послепетровского периода довольно долго не возникало мироощущения особого мирового центра, так или иначе отдельного от Запада, Европы латино-германского мира. Тому были как минимум две причины. Во-первых, блистательная русская культура XIX века вывела общественную мысль (и престиж) интеллектуальной части страны на мировой уровень. Барахтаться в полуазиатском партикуляризме было немыслимо на фоне всечеловеческих ценностей Пушкина, Гоголя, Достоевского, Толстого, Тургенева, признанных в западном мире и как бы уничтоживших сомнения в будущем всеевропейском единстве. Литературным и общественно-политическим органам печати был как бы задан высокий камертон, нисходить с которого к пошлостям имперского любования (в смысле особенности и превосходства) было бы занижением национальной традиции. Читающая Россия, будь это Петербург или Москва, чувствовала себя причастной к литературному и к общецивилизационному процессу, сближающему Россию железных дорог с Западом.

Во-вторых, армия и престол, до тех пор, пока раздел Польши служил прочной основой дружественных отношений с Германией, до тех пор, пока в Берлине не возмечтали о всеевропейской гегемонии (считая польский и французский вопрос решенными), полагались на границу с Германией как на мост на Запад, а не на преграду на пути в него. Пока союз и дружба с Германией были гарантированы (и позволяли безмерное расширение на Востоке), Россия ощущала себя частью европейского комплекса, пусть и особенной частью. И только тогда, когда Германия стала смотреть на Россию, как на часть «штальринга», стального кольца своего окружения, в российском общественном сознании стали созревать идеи особого мирового геополитического положения страны.

Более всех это геополитическое самосознание на рубеже XIX и XX веков подготовили трое русских из трех различных областей знания — философ В. Соловьев, географ И. Мечников и поэт В. Брюсов. Попросту говоря, они разрушили представление о необратимой предопределенности развития вестернизирующегося огромного мира и показали, что Запад, Европа, Россия в будущем могут встретить то, чего не было уже четыреста лет — жесткое, упорное и имеющее шанс на успех сопротивление Западу.

Возможно, первый шаг сделал В. Соловьев. В далеком 1890 году, когда японское чудо себя еще никак не проявило, а Китай лежал в прострации, он в работе «Китай и Европа» предсказал, что христианская Европа зря ждет союзника в вестернизирующейся Японии и зря рассчитывает на быструю колонизацию Китая. Ужас философа, предвосхитившего будущее, прозвучал еще более отчетливо в чеканных строках «Панмонголизма» (1894 г.). И последняя своего рода геополитическая работа В. Соловьева «Краткая повесть об антихристе» уже прямо называет Японию лидером азиатского подъема, противостоящего Европе. Разумеется, абсолютизировать, преувеличивать прозрений философа не стоит, но он как бы заложил первый камень сомнений: волны всемирного воздействия Запада встречают мощный восточноазиатский риф. И Россия в свете этого нового явления тоже начинает ощущать себя как проводником идей Запада, так и своего рода жертвой этих идей.

Геополитически, умозрительно возникает видение России не как примитивного продолжения сферы влияния Запада, а как региона, граничащего с носителями вызова Западу. По теософической схеме Соловьева Восток и Запад должны дополнить друг друга. Восток верит в бога, но не верит в человечество, Запад верит в человечество без бога. Гармонию же может дать лишь сближение этих схем. Ведь Восток обречен, если будет полагать, что человек создан по подобию божьему, будучи при этом управляем кнутом. Запад обречен, если полагает, что человек — это безволосая обезьяна, но при этом ожидает от нее, что она отдаст жизнь за друзей. Россия должна учиться у Запада, а Запад должен обрести духовность. В. Соловьев призывал царя Александра Третьего стать «новым Карлом Великим» и объединить мировое христианство. Проект объединения был поддержан римским папой. В. Соловьева называют наиболее активным объединителем христианской веры в XIX веке, он активно пытался сблизить православие, католичество и протестантство как гарантию от столкновения Запада и Востока.

Илья Мечников, сотрудник гениального Элизе Реклю, был выдающимся географом своего времени и, определяя географические особенности России, пытался объяснить ее развитие и геополитические задачи географической спецификой ее территории и климата. Он, возможно, приучил последующую плеяду российских геополитиков видеть общность лесостепи от восточноевропейской равнины, через казахскую степь, до Приморья. Это своеобразное выделение России как региона, переключение зрительного центра с европейского Запада на равнинный простор Евразии послужили делу образования и воспитания нового типа политиков и стратегов, увидевших Россию как материк сам по себе.