Вызов врача

— Не строй из себя невинность! Я… я своими глазами… один раз подсмотрела за тобой.

— Ты? — подалась вперед Мария Петровна. — Ты приходила ко мне, доченька?

— Не смей меня так называть!.. Я подслушала бабушкин разговор по телефону и узнала, где ты живешь… сидела во дворе и ждала. Долго ждала… уже все разошлись, стемнело, а я никак не могла уйти, пока тебя не увижу. Потом ты пришла. С мужчиной. И вы целовались. Вы целовались через каждый шаг. Вы целовались на детской площадке, на качелях. Ты смеялась, дурачилась, он тебя обнимал, кружил, и вы все время целовались.

— Я целовалась с мужем!

— Не имеет значения! Для меня сейчас, а тогда… Все, проехали, прожили, забыли… И разговор наш бессмыслен. Не хочу ничего знать о твоей жизни. Единственное, о чем тебя прошу, — напиши заявление, перейди на другой участок, к другому врачу.

— Значит, ты не можешь меня простить?

— Простить? — невесело рассмеялась Ира. — Прощения, примирения — это из области отношения людей. А ты для меня не существуешь. Тебя нет, и прощать или не прощать тебя невозможно. Больная Степанова из семьдесят третьей квартиры, вздорная и капризная. Первая в моей практике больная, с которой я решительно отказываюсь иметь дело. Не перейдешь на другой участок, с работы уволюсь, но лечить тебя не буду.

— Ты меня ненавидишь. Это тоже чувство.

— Ошибаешься. Затаенная любовь, тоска, слезы, мечты, обида, ненависть — все перегорело, все в прошлом. В Африке живут племена, которые едят человечину. Разве я их ненавижу, собираюсь перевоспитывать? Я о них не думаю, мне дела до них мет.

— Сравниваешь меня с людоедами?

— Сравнение не в твою пользу. Вряд ли они своих младенцев едят. А живи ты в том племени, мной бы пообедала.

— Глубоко ошибаешься!

— Нет, не ошибаюсь! Мне уже не восемь лет, и прекрасно знакомо чувство, которое испытываешь к своему ребенку. Меня можно убить, но забрать у меня, живой, сына невозможно. Буду драться, царапаться, ползти, зубами рвать чужие глотки, но не отдам свою кровиночку. Свекровь, муж — да хоть весь свет пусть против меня ополчится, я никого не боюсь, и никто меня не победит. Это не только эмоции, это и биология — совершенно иррациональное, чрезвычайно дорогое и приятное чувство — материнство. Ре-флек-сы! — по слогам произнесла Ира. — А те, кто их лишены, — выродки.

— Вроде меня.

— Вроде тебя.

— Значит, у меня… у тебя есть сын? Сколько ему?

— Пять лет.

— Как его зовут?

— Колей.

— Как деда. А на кого он похож?

— Перестань! Воссоединения семейства не будет! И поддерживать с тобой отношения не собираюсь!

На кого похож Коля, Ирина тоже часто себя спрашивала, и секунду назад получила ответ. Коля, электрический мальчик, три тысячи вольт, похож на свою бабушку! И внешне — те же кукольные карие глаза, круглые и блестящие, тот же подбородок с ямочкой, которая появляется при смехе; и темперамент один в один — вчера в детском саду Коля побил товарища, а потом отдал ему свой полдник, два дня назад наоборот — принес девочке конфеты, а потом вылил ей на голову баночку с водой для акварели.

— А чем твой муж занимается? — спросила Мария Петровна.

— Он юрист.

— Живете все в той же квартире, в которую из коммуналки переехали? Николай, дед, с вами? Ирина кивнула и невольно тяжело вздохнула.

— В двух маленьких комнатах, — поняла ее вздох Мария Петровна. — Кошкин дом, теснота. Коленька ходит в детский сад?

— Да.

— В тот же, что и ты, сразу за булочной?

— Да. Слушай…

— А Коля уже хорошо разговаривает?

— Коля уже читает. С ним дедушка занимается.

— Наверное, без ума от внука.

— Не то слово.

— А я вот… Кроме тебя, после тебя… не получилось. Очень мы с Володей мечтали. Не дал Бог. Забеременела, в Узбекистане, в глуши, пускали хлопкопрядильную фабрику. Оказалась внематочная… Прямо во время совещания свалилась, кровища из меня хлынула, как из резаного барана. А у нас и больницы еще не было, медпункт… До города не довезли бы… оперировали… врачи сопливые, только после института, наркоз толком дать не могли, но я от болевого шока сознание потеряла… Хоть жизнь, спасибо, спасли… на детях — крест…

— И с тех пор, — предположила Ирина, — ты панически боишься любых хирургических операций?

— Мне проще сразу в гроб лечь, чем еще раз увидеть эту круглую лампу над собой.

— Ясно.

— Ничего тебе не ясно!

— Ошибаешься! Но проблемы твоего здоровья я буду обсуждать только в том случае, если ты сама о них заговоришь. Готова?

— Да плевать мне сейчас на здоровье, когда такой случай… когда ты пришла… мы увиделись…

— Напоминаю: я пришла не по доброй воле.

— Плевать!

— Похоже, это было основным в твоей жизни.

— Что?

— Плевать. На людей, обстоятельства, пусть — на начальство, пусть — на…

— Ирочка…

— Да, да! И на меня тоже! Тридцать лет тебе было на дочь плевать с высокой горки. Как же, пусковица! Звучит как «ослица».

— Ира! Но ты можешь хотя бы выслушать меня? Лысый попугай! Неужели тебе не интересно, почему я поступила, как последняя шлюха подзаборная? Твоя сказочка про отсутствие у меня материнских инстинктов — чушь собачья!

— Нет, не чушь!

— Чушь!

— Правда!

— Неправда!

— Не ори!

— Сама не ори!