Вызов в Мемфис

Когда два года назад умерла моя пожилая мать, мне сперва и в голову не пришло, что подобные затруднения возникнут и у нас. В конце концов, мы ведь не были настоящей мемфисской семьей. Мы прожили в Мемфисе только тридцать лет. Более того, в семье не было внуков — чьим именем обычно оправдываются поведение детей и все нападки на главу семьи. И мой отец давно уже избавился от земельных владений на северо-западе Теннесси. К тому же сам я прожил в Манхэттене больше двадцати лет. Подобная перспектива представлялась мне очень отдаленной. Мой единственный брат погиб очень давно, на Второй мировой войне. А две незамужние старшие сестры вели собственный успешный бизнес. Казалось, они слишком гордятся отцом и любят его, чтобы открыто критиковать какой бы то ни было его курс действий.

Суть же в том, что уже спустя несколько недель после похорон матери сёстры начали в шутку поддразнивать отца по поводу знакомых ему дам, которые с завидной регулярностью приглашали его на ужин. Мне это показалось вполне здоровым знаком. Ближайший мой друг в Мемфисе, Алекс Мерсер, написал мне тогда, что он восхищается поведением Бетси и Жозефины. Нет никаких признаков, что они возьмут на себя какую-либо попечительскую или собственническую роль, заверял Алекс. И потом, спустя два-три месяца, Алекс вновь написал мне, чтобы выразить восхищение моими сестрами. Общественная жизнь старика между тем приняла новый оборот. Мой почтенный отец начал появляться в ночных клубах и барах — и, разумеется, не с пожилыми дамами, а с «молоденькими девицами» — совсем другого сорта, нежели те леди, что приглашали его пообедать. Моего друга Алекса как одного из главных почитателей отца такое поведение шокировало и несколько задело за живое. Но что касается моих сестер, дам средних лет, то они, казалось, были в восторге от нового поворота. И это показалось мне особенно приятным. В письмах они даже выражали надежду, что и я проявлю не меньшую широту взглядов. Мне показалось, что это приятнейшая возможность поразмышлять. Можно ли требовать большего? Все устроилось на редкость цивилизованно. Но когда по прошествии двух месяцев ситуация вновь переменилась и отец начал оказывать знаки внимания респектабельной, но заурядной школьной учительнице по имени миссис Клара Стокуэлл, — где он с ней познакомился, сестрам было неизвестно, — Бетси и Жозефина заговорили совсем по-другому. Тогда-то мне, уже проживавшему в Манхэттене, и позвонили обе сестры — причем каждая по отдельности — и принялись настойчиво убеждать меня безотлагательно вылететь в Мемфис, чтобы помочь предотвратить роковую ошибку старика отца. Должен сказать, теперь поведение сестер напомнило мне все те же старые мемфисские порядки. Просто-таки не верилось, что все это происходит с нами — и в наше время и в таком месте, как современный Мемфис: уже не городке в двести тысяч душ населения, а обширной метрополии, где проживало около девятисот тысяч человек.

Звонки от каждой из сестер — сначала один, через двадцать минут второй — раздались в темноте воскресного мартовского вечера, когда я был один в своей манхэттенской квартире. Я не сразу решился поехать в Мемфис на следующий день и с самого начала не был уверен, что хочу участвовать в кампании сестер против отца. Разумеется, меня поразила внезапная перемена в их настроении, но в какой-то степени она казалась понятной. Пожилые дамы и молоденькие девицы, конечно, не представляли такую угрозу холостяцкому положению отца, как разумная женщина вроде миссис Клары Стокуэлл. И все же мне хотелось знать, безотносительно всех предположительных оправданий, какие действия собираются предпринять Бетси и Жозефина. Мне казалось, что им недоставало ресурсов, которые когда-то имелись в распоряжении взрослых детей. Другими словами, дочерний авторитет в делах со стариками был уже не тем, что прежде. И все же в ходе телефонных разговоров в те воскресные сумерки в голосах сестер мне послышался тот самый стародавний гнев, и потому я забеспокоился о благополучии отца.