Вызов смерти

Вопрос застал меня врасплох. Я совершенно не был к нему готов. Черт возьми! Какой же я самоуверенный болван! Ведь вопрос напрашивался сам собой. Отчего же я о нем не подумал заранее? Скоро, кажется, я совсем перестану себя уважать.

Время шло. А отвечать нечего. Я растерялся совершенно. Даже вспотел от напряжения.

- Да так, ни о чем, - промямлил, будто уличенный в подглядывании за делами взрослых маленький пакостник. - Просто хотел навестить, поинтересоваться его здоровьем.

Следователь теперь уже совсем не скрывал своего ко мне презрения, смотрел так, словно перед ним сидел не человек - венец творения Космоса, а какое-нибудь прозрачное амебное существо. И по большому счету он был прав. Мне еще надо много потрудиться, чтобы завоевать право называться хомо сапиенс. Точно.

- Вы сказали вашему главному редактору, что хотите задать Струмилину пару вопросов. Или я опять что-то путаю?

Так, значит, это наш "историк" меня сдал? Ситуация! Что же теперь делать?

- Ну да, именно так я и сказал. Поскольку он часто вращался в тех кругах, то я хотел его расспросить о Шипилине, возможной причине его убийства и о том гиганте, который меня едва не изувечил, - ответил я и с облегчением вздохнул - кажется, мне удалось-таки вывернуться.

- Ну-ну, - с недоверием, многозначительно буркнул Дробышев.

Это его "ну-ну" еще дорого мне обойдется. Я еще пожалею, что не рассказал ему всей правды, но сейчас я был очень доволен тем, что мне удалось отделаться легким испугом.

Следователь записал мои показания. Я с ними ознакомился и удостоверил правильность своей подписью.

Вечером позвонила Таня.

- Что делаете?

- Лежу вот, думаю, что бы такого выдающегося оставить потомкам в память о себе.

- Надо же! - прыснула она. - А мне показалось, что вы об этом никогда не задумывались.

- Неужто я выгляжу таким узколобым и примитивным?

- Нет, выглядите вы вполне нормальным, как человек, у которого никогда не было и нет проблем. А над этими вопросами человек задумывается, когда возникают серьезные осложнения.

Надо же!.. Из этой славной девушки со временем вырастет крупный философ, это точно. Если она в восемнадцать приходит к подобным обобщениям, то что будет лет в тридцать?

- Ты что звонишь? Есть какие-то предложения?

- Просто хотела сказать, что у нас недавно был инспектор уголовного розыска, расспрашивал меня - не видела ли чего?

- Ну и?

- Сказала, что никого не видела и ничего не слышала. Вот! - Таня явно гордилась своим поступком.

- А не кажется ли тебе, девушка, что ты нарушаешь одну из основополагающих заповедей учителя нашего Иисуса Христа?

- Ой, я как-то об этом не подумала! - воскликнула она. - Но это еще не поздно исправить. Инспектор оставил мне телефон. Я сейчас же ему позвоню.

Нет, она положительно мне нравилась.

- Лучше не надо. Лучше я помолюсь за тебя, грешница.

- Спасибо! Вы меня утешили. А то я было совсем расстроилась. А что вы делаете завтра?

- Таня, мы же с тобой договорились быть на "ты". У нас не такая уж большая разница в возрасте, всего каких-то семь лет.

- Хорошо. Я попробую. Что ты делаешь завтра?

- Завтра я убываю в командировку на Урал, а конкретно - в город Челябинск.

- И надолго? - опечалилась она.

- Дня на три-четыре, не больше. Как только вернусь, позвоню и мы отметим мое возвращение. Договорились?

- Договорились. Тогда счастливо вам... то есть тебе съездить.

- Спасибо. Спокойной ночи.

Я положил трубку. И будто разом прервалась тонкая нить, связывающая меня с остальным миром. Сразу стало одиноко и тоскливо. Нет, я уже не был тем оптимистом, каким проснулся утром. В голове ворочались мрачные и тяжелые, будто с похмелья, мысли. Как же такое случилось, что в двадцать пять у меня нет ни жены, ни друзей, ни любимой девушки? Все эти годы я был сам себе режиссер, сам себе актер, сам себе Папа Римский. Даже где-то гордился этим. А чем тут гордиться?! Тоска зеленая! Была бы рядом мама, поехал бы к ней, поплакался в жилетку, авось бы полегчало. Но она живет в далеком Спирине вместе с моим старшим братом Антоном.

Чтобы заглушить эту ноющую тоску, включил телевизор. Вот и телик сверхмодерновый Маринка оставила, ничего не взяла. Вчера я этим обстоятельством был доволен. Сегодня меня это не радовало, а совсем даже наоборот Это было как плевок, как пощечина, как подачка. Подавись ты, мол, этим всем, только от меня отвяжись. А я утерся, умылся и рад-радешенек: