Вызов

А вот и не видела! Я вообще, как оказалось, ничего не видела. Я была чёртовыми консервами: банкой варенья, в которую закатаны все мои истинные чувства и желания, прихоти и соблазны. Всю жизнь я простояла на верхней полке холодильника; меня периодически доставали, засовывали ложку, пробовали немного и снова ставили на место. А сейчас я впервые захотела, чтобы меня, к чертям собачьим, съели! Чтобы мной наслаждались, смаковали, вылизывали донышко и требовали добавки.

Я хотела Дилана Митчелла и, разрази меня гром, если я не права, но он тоже меня хотел. Он мог бы стать тем гурманом, кто будет наслаждаться мной по капле. А я бы так же по капле отдавала себя, продлевая неземное удовольствие, которое он бы мне дарил. Да, именно так всё и было бы, без оглядки и сожаления.

Но кто-то наверху решил смилостивиться и оградить мою душу от разрушительных для неё поступков. Хотя именно сейчас моя душа страдала из-за того, что ничего разрушительного для неё так и не случилось. Думаю, всю дальнейшую жизнь — счастливую жизнь, без сомнения! — я нет-нет, да и буду вспоминать то, что произошло в эти дни. Может быть, у меня даже получится при этом не краснеть. И, как все разумные люди, я вынесу для себя что-то стоящее из этого опыта. Что-то правильное из неправильного. Что-то реальное из несбывшегося.

Такси остановилось перед центральным входом. Швейцар, как и вчера, любезно распахнул надо мной зонт и проводил до вращающихся дверей. Поблагодарив, я сунула ему чаевые.

— Спасибо, мисс. Надеюсь, непогода не испортила вам вчерашний вечер.

Он бросил быстрый взгляд на мою одежду, и я с болезненной ясностью осознала, что на мне до сих пор красуется рубашка Дилана.

Уладив все вопросы с администрацией, я получила запасной ключ от номера и уже через несколько минут стояла под струями горячего душа.

Положив обе ладони на кафельную стену, я низко склонила голову. Вода потоком стекала по телу. Волосы плотной завесой покрыли спину и лицо, делая меня похожей на кузена Этто из "Семейки Аддамс". В какой-то момент из-за этой завесы мне стало нечем дышать, и я нетерпеливо отбросила её назад.

Я переключила душ в массажный режим, и мощные струи, причиняя боль, забили по телу. Почти мазохистское удовольствие позволило сосредоточиться на этих болезненных ощущениях, отвлекая от саднящего сета из различных чувств и эмоций, над которыми доминировала жалость. В основном, это была жалость к себе. И не столько к себе, сколько к тому, что нечто большее, нечто недоступное пониманию прошло мимо меня. Как пролетающая низко над морем птица смачивает кончик крыла в солёной воде, так и я позволила себе всего лишь коснуться поверхности океана под названием… а вот какое название можно было дать этому океану? Чувственность? Страсть? Желание? Всё это и ещё много-много чего сосредоточилось для меня в одном слове, вернее, имени — Дилан.

— Всё, хватит! Хватит!

Я повторяла это всё время и пока с остервенением тёрла себя мочалкой, и пока раздражённо вытиралась полотенцем. Было бы лучше, если бы сейчас вместо мягкого душистого хлопка в моих руках была наждачная бумага; может быть она вместе с кожей смогла бы удалить и чужеродное, пугающее чувство сожаления.

В комнате было душно. Несмотря на распахнутое окно и ливень, всё ещё беснующийся снаружи, прохлады не ощущалось. Я стянула с себя банный халат и осталась в одних хлопчатобумажных трусиках с забавной кошачьей мордочкой "хелло китти". Полотенце, намотанное на голову, спустя некоторое время оказалось на полу. Волосы всё ещё были влажными, и, не потрудившись сходить за расчёской, я оставила их сохнуть в беспорядке.

В номере была сделана уборка: вещи аккуратно сложены на креслах и кушетке, постельное бельё поменяно, кровать заправлена. Я упала прямо на шёлковое покрывало, приятно холодившее разгорячённую после душа кожу, и начала бездумно щелкать телевизионным пультом. Найдя канал, крутящий сериалы, я на некоторое время была захвачена знакомыми перипетиями "Друзей".

Ближе к полудню я позвонила Майку. Его телефон всё так же молчал. Я набрала номер Кэтрин, и к своему удивлению услышала на том конце радостный голос своего мужа:

— Я как раз собирался тебе звонить.

— А что с твоим телефоном?

— Разрядился ещё вчера. Это единственный аппарат, который работает.

— Как там у вас с погодой? Когда вернётесь?

— Обещают, что завтра утром.

— Завтра? Майк, ты в своём уме? — вскричала я. — У нас в одиннадцать самолёт! И, кстати, аэропорт уже открыт, так что рейс вряд ли задержат. Не успеешь вернуться, улечу одна.

С какой радостью я уберусь из этого места! И погода, и безалаберность Майка, его любовь к серфингу и большим компаниям — из-за всего этого наш второй медовый месяц, вернее, медовая неделя, превратилась в дурацкий фарс.

— Ну а что я могу поделать, Ливи? — начал оправдываться муж. — Не могут катера прийти за нами. Болтаются в океане в пределах видимости, прям как укор какой-то. Ребята попытались вызвать вертолёт, но они при таком ветре не летают. Честно говоря, я и с самолётами-то не уверен. Откуда ты знаешь, что аэропорт открыт?