Вызов

– Все? – как можно спокойнее произнес Келюс, хотя холодный страх вновь сжал сердце. – Тогда отправляйся откуда пришел. Будь проклят!

Николай шагнул вперед, не обращая внимания на исказившееся лицо призрака. Казалось, еще секунда – и они соприкоснутся, но внезапно по фигуре Волкова прошла дрожь; мгновение – и все пропало, только еле заметное белое облачко клубилось над тропинкой. Келюс, резко выдохнув воздух, вытер со лба капли холодного пота и пошел дальше.

Тропинка казалась бесконечной, хотя Лунин и понимал, что удалился от дома едва ли на полкилометра. Внезапно между деревьями мелькнуло что-то темноеКелюс остановился, но все вновь было спокойно. Пожав плечами, он продолжил путь и только через несколько секунд увидел, что темная тень следует параллельно тропинке, не отставая ни на шаг.

«Ну и ладно, – подумал Келюс, почему-то не чувствуя ни малейшего страха. Прячутся – значит, боятся, сволочи! Тоже мне, бином, Диснейленд!» Он решил не смотреть по сторонам. Тропинка вела все дальше. Вдруг деревья расступились, и впереди блеснула под луной ровная гладь небольшой речки. Лунин понял, что он у цели. Он уже подошел к самой опушке, как внезапно откуда-то сзади донесся тихий, но отчетливый голос: – Постой… Скажи, почему они хотят твоей смерти?

Кто бы ни спрашивал, над ответом пришлось подумать.

– Да они же нечисть! – крикнул он наконец. – Сам не видишь, что ли?

– Вижу. Но разве ты не с ними?

– Я? – обиделся Николай. – Я не с ними! И не буду никогда, пусть не надеются! А ты кто?

– Я был здесь всегда, – негромко и как-то устало ответил голос. – Когда еще не было вас, людей… Сегодня они не тронут тебя: на твоей груди знак дхаров.

Келюс вспомнил о странном рисунке.

– А ты знал дхаров? – крикнул он, невольно чувствуя всю нелепость странного разговора с лесной глушью.

– Я знал всех… Прощай…

Николай прислушался, но в лесу вновь было тихо. Он повернулся и пошел к реке.

Часовню он увидел сразу. Она стояла на самом берегу, невысокая, но очень соразмерная, с резным шатром, покрытым волнистыми линиями. Часовня была деревянная, но вся какая-то новая, как будто выстроенная совсем недавно. Келюс, подумав о том, кому понадобилось строить часовню в такой глуши, поставил туесок и тут только понял, насколько ему хочется пить. Николай вновь удивился: жажда не мучила его давно. Он нагнулся, чтобы напиться, но вспомнил о туеске. Келюс привык держать свое слово, даже если это казалось нелепым, поэтому аккуратно, стараясь не взболтнуть тину, набрал полный туесок воды и жадно припал губами к берестяным краям.

Он пил глоток за глотком, чувствуя, как исчезает усталость, теплеет скованное льдом тело и в венах начинает пульсировать кровь. Николай выпил почти полный туесок и только после этого удовлетворенно вздохнул. Хотелось посидеть несколько минут у воды, но он вспомнил, что его ждут гости, поэтому поспешил вновь набрать берестяной сосуд и плотно закрыть крышку…

Дорога назад показалась Келюсу очень короткой. Может быть, потому, что тропинка была уже знакома, а возможно, оттого, что в лесу было спокойно. Вновь слышались крики замолкших было ночных птиц. Ничто, казалось, не нарушало покоя древней чащи.

Николай взбежал на крыльцо, толкнул дверь и остановился. Он подумал, что догорели свечи, но в комнате, освещенной лунным светом, оказалось пусто. Ночные гости исчезли, только на столе лежала краюха хлеба. Лунин выбежал на крыльцо, огляделся: поляна была пуста, словно и не было двух молодых людей в странных непривычных одеждах.

Николай еще немного посидел в пустой комнате, а затем, почувствовав вновь страшную усталость, собрал рассыпавшиеся по полу еловые ветки и, упав на них, мгновенно заснул.

Разбудило его чувство голода. Келюс вскочил, протер глаза, наскоро умывшись, достал нож и принялся открывать консервы. Такого голода он не чувствовал уже давно и, мысленно поблагодарив странных гостей за оставленный хлеб, с азартом принялся за сардины в масле. Вода из туеска показалась действительно сладкой, и Николай с сожалением подумал, что не сможет отдать молодому послушнику эту диковинную вещь.

Только проглотив три банки консервов и чуть ли не половину хлебной краюхи, Келюс сообразил, что завтракает впервые за много дней. Он выглянул в окно на залитую утренним светом поляну и понял, что больше не боится солнечных лучей. Холод исчез, даже раненая рука, казалось, совершенно не помнила страшного укуса.

Николай выскочил на поляну и пробежался по ней, ощущая силу и давно забытую бодрость. Пришла в голову мысль сбегать за водой. Взяв туесок, он прогулялся через залитый солнцем веселый утренний лес и вскоре был на берегу речки.

Уже набирая воду, Николай сообразил, что произошла какая-то перемена. Он оглянулся и понял: часовни не было.

Лунин растерянно прошелся по берегу, но от часовни не осталось даже и следа. Только там, где она стояла, трава росла гуще, и торчали несколько метелок крапивы. Николаю приходилось бывать в археологических экспедициях, и он знал, что крапива растет там, где когда-то были дома. Она растет сотни лет, даже если от зданий не остается и памяти.