Услышав, какую задачу мне предстоит выполнить, я обрадовался — почему-то думал, что всё будет намного хуже. Я тут же расслабился, да так, что чуть не пропустил мимо ушей следующие слова майора. А он тем временем продолжал меня мотивировать:
— Это очень важно, Гроховски! К сожалению, в наш центр курсантов отправляют по остаточному принципу — тех, кто не попал в другие. Поэтому у нас никогда не было сильных бойцов, и победа на турнире была для нас недоступна. Но у тебя есть шанс переломить ситуацию и добыть для центра «Ост» кубок. Я давно хочу поставить его на эту полку! Понимаешь меня, Гроховски?
Нидербергер указал по полку, висевшую на стене. На ней стояли в рамках три каких-то диплома, я не смог издалека прочитать, кто и за что их выдал.
— Это дело принципа, Гроховски, мы должны выиграть турнир. Если ты меня не подведёшь, я отправлю тебя в Краков с такой рекомендацией, которой позавидует любой курсант. Ну и, разумеется, там не будет ни слова о твоём аморальном поведении.
— Я выиграю турнир, господин майор! — заявил я, не скрывая улыбки. — Можете на меня рассчитывать! И благодарю за Ваше снисхождение ко мне и к курсанту Дудек.
— Мне нравится твой настрой, Гроховски, — улыбнувшись произнёс Нидербергер. — Можешь идти!
Выйдя из кабинета руководителя центра, я ещё раз облегчённо выдохнул — всё действительно оказалось не так уж и страшно. И можно сказать, мне повезло, что майор оказался одержим победой на турнире, иначе, вполне возможно, меня бы уже отправили в Краков. А так у меня было время на подготовку побега и гарантированная поездка в Белосток. То, что на всё про всё у меня осталось три недели, конечно, напрягало, но зато я мог все эти дни вообще не прятать свои способности и не переживать, что мной заинтересуются.
Мной уже заинтересовались. Конечно, совсем уж сильные заклятия показывать на поединках и тренировках не стоило, но за то, что случайно не рассчитаю силы и раскрою себя, можно было не переживать. И значит, все силы можно было бросить на организацию побега. Ну и часть их — на получение путёвки на турнир.
Пока возвращался в учебный корпус, думал об Агате, наших отношениях и о том, какие мы с ней наивные — думали, что никто, кроме товарищей по учёбе, не знает о нашем романе. А знали, как выяснилось, все. И в том числе грозная пани Митрош. Это меня особенно поразило. Агата ужасно боялась, что наставница узнает о наших отношениях и о том, что я иногда ночую в медпункте. А пани Митрош не просто знала, но ещё и защитила нас от санкций со стороны руководства центра. Это было поистине удивительно.
Разумеется, Агате я решил не рассказывать о том, что наша с ней тайна на самом деле тайной не является. Девушкой она была впечатлительной, поэтому не стоило ей добавлять стресса в и без того непростой ситуации. И вообще, надо было теперь как-то разбираться в наших отношениях. Прошлая ночь всё сильно запутала.
С одной стороны, особых чувств я к Агате не испытывал и собирался с нашими отношениями потихоньку покончить, но с другой — она была невероятно привлекательной девчонкой и очень умной. И похоже, она была в меня влюблена. Либо внушила себе это. Так или иначе, после ночи, которую я провёл с ней, осознавая себя Романом, а не Робертом, я уже ощущал некоторую ответственность. Теперь просто взять и расстаться с ней я не мог. Да и, признаться, уже не сильно-то и хотелось — очень уж яркой получилась эта ночь.
После обеда нам сделали положенные инъекции. Хоть я и настроил себя на том, что это для меня больше не несёт опасности, но всё равно нервничал. После процедуры до самого вечера вспоминал то детали нашего дома в Павловске, то последний разговор с Милой в подробностях, то телефон Милютина. Но к моей радости, память не подводила, а мысли о том, что это не обязательно должно действовать быстро, я отгонял.
Так как Агата ещё накануне вытрясла с меня обещание, что ночевать я буду у неё, то сразу же после ужина мы вместе отправились в медпункт. Раньше у моей подруги и мысли не возникло бы так рисковать среди недели, но теперь даже страх быть застуканной наставницей уступал страху потерять меня. Я же после разговора с Нидербергером вообще ничего не боялся.
Ещё за ужином Агата с возмущением поведала мне о том, что с ней флиртовал заместитель директора центра по административно-хозяйственной части — пан Ярош. И не просто флиртовал, а недвусмысленно предложил зайти к нему вечером в гости на чашечку чая и шоколадку. Войцех Ярош был одним из немногих поляков, работающих в Восточном. Лет ему на вид было не более тридцати, выглядел он привлекательно и, видимо, считал себя неотразимым, если думал, что одного приглашения на чай достаточно, чтобы очаровать девушку.
— Нет, ты представляешь, Роберт! Он решил, что я за шоколадку пойду к нему вечером! — продолжила Агата «тему дня» едва мы зашли в медпункт. — Представляешь? За шоколадку!
— Ну да, как-то несерьёзно, надо было хотя бы на торт приглашать, — пошутил я, но, как оказалось, неудачно.
— Ты полагаешь, за торт я бы пошла? — возмутилась Агата.