Выжившая (СИ)

–Я сказала вам, что напоминаю отцу о Руби, - спокойно повторяю я. - И я, и мама, мы обе напоминаем eму о том, что oтец хотел бы забыть. Я понимаю, почему он это делает. И не виню его.

–Ты очень умная девушка, Шерил, - задумчиво произносит

Дженнис, поправляя отворот жакета. Психиатр недовольна, что у нее не вышло вывести меня из себя. Наша неприязнь взаимна.

Я ее нервирую, хотя она тщательно пытается это скрыть.

–Я окончила университет с самым высоким средним балом на моем направлении, - сухо сообщаю я. - Сейчас ищу работу.

Как только устроюсь, найму сиделку и заберу маму домой.

Поэтому прошу вас не беспокоить больше отца. Мы справляемся без него уже много лет. Я совершеннолетняя и сама могу опекать мать, не прибегая к его помощи.

–Как лечащий врач, я обязана оповещать всех близких родственников, указанных в анкете пациента, – не соглашается со мной Дженнис.

– Бывший муж – это не близкий родственник, доктор Гилбер.

Измените данные в анкете. Они устарели и давно не корректны. Некоторые oшибки могут очень дорого стоить, -

четко выговариваю каждое слово, и непробиваемая Дженис покрывается красными пятнами. Есть, у меня получилось сделать эту замороженную суку. - Я могу идти? Или у вас остались ещё вопроcы? - спрашиваю приторно-вежливым тоном.

–Одну секунду, Шерил, - вернув самообладание, доктор натянуто улыбается и, открыв ящик стола, достает оттуда свёрнутый помятый листок бумаги и передает мне. - Вот это мы нашли в кармане Дороти, когда ее доставили к нам.

–Это газетная вырезка … – озвучиваю я свои наблюдения и осекаюсь, пробежавшись взглядом по заголовку.

Оливер

Старые дома обладают собственной неповторимой атмосферой, особой энергетикой, но это способны оценить и прочувствовать немногие. Эстеты, фантазеры, писатели, художники и все, кто не лишен богатого воображения и чувства стиля.

Ни современный внутренний ремонт, ни частичная реставрация и недавно окрашенный экстерьер не способны уничтожить налет почти вековой истории, написанной в каждой трещинке фасада, рассказанной шепотом скрипящих половиц и завываниями ветра в каменном дымоходе.

Я нахожу удивительное удовольствие в скрупулёзном сохранении старинных деталей интерьера. Их немного, и от этого они ещё ценнее для меня. Оригинальность в наши дни,

как редкое сокровище, нуждающееся в постоянном и кропотливом уходе. Оригинальность не требует огранки, она самодостаточна и уникальна. Она завораживает, вдохновляет, очаровывает.

Я неторопливо поднимаюсь на высокое квадратное крыльцо под треугольной крышей, поддерживаемой массивными белыми колоннами из натурального камня. Справа от крыльца, на открытой веранде гуляет ветер, гоняя сорванные с деревьев пожухшие листья. Здeсь приятно встречать закат с бокалом вина, крепкой сигарой и в одиночестве. Огромное преимущество жизни за городом – возможость быть наедине с собой и окружающим миром. Тишина, чистый воздух и бесконечный полет мысли.

Мне нравится вoзвращаться сюда после длительного отсутствия. Так гораздо ярче ощущается разница. Белый дом с крышей из красной черепицы, обнесённый высоким забором, спрятанный недалеко от шумного Нью-Йорка, среди колышущихся на ветру могучих кленов и сосен, яблоневый сад на заднем дворе, аккуратно подстриженная лужайка, обвитые лианами круглые беседки и небольшой мраморный фонтанчик с фигуркой улыбающегося ангела в центре. Этот дом – мое личное место силы. Неприветливый для незнакомцев, он принял меня, стоило впервые войти в разводные металлические ворота и замереть на заросшей дорожке, изумленно изучая неожиданное наследство. Я смотрел на безмолвный притихший дом, а дом – на меня широкими пыльными окнами с потрескавшимися витражами. «Ну, здравствуй», – сказал я. А дом приветственно заскрипел покосившимися прогнившими ступенями. Это было мгновенное узнавание, признание с первой секунды. Несмотря на то, что живу я здесь не один, меня никогда не покидает ощущение, что дом принадлежит только мне, а я – ему.

Странно, правда? Ничего удивительного, все дело в неосязаемом магнетизме этих мест.

Я задерживаюсь на крыльце, вдыхая целительный аромат хвои, дождя и влажной земли. Осенний короткий ливень сотворил маленькие лужицы, но от них через час не останется ни следа. Толкаю массивную дверь и прохожу внутрь, оказываясь в просторном светлом холле. Здесь пахнет иначе: цитрусовым полиролем и свежими розовыми гортензиями, которые выращивает моя сестра в специальной теплице, и каждые три дня меняет букеты в вазах, расставляя их по всему дому. Ей равится, когда в комнатах пахнет весной и цветами, даже если за окном поздняя грязно-серая осень.

В большие окна мягко крадутся золотистые лучи солнца, выглянувшего из-за тяжелых серых туч. Крошечные частички пыли кружатся в потоках теплого света и ложатся тонким кружевом на открытые поверхности и декоративные предметы обстанoвки, оседают на мраморной столешнице камина, на зеркальной глади овального столика, на крученых ножках и деревянных подлокотниках кресел, на широких подоконниках и полках встроенного шкафа с книгами.