поэтому все вокруг светится неновыми оттенками. – Можно, конечно, попробовать его связать, - невозмутимо продолжаю я, развязывая плетеный кушак на талии и, покрутив в руках, бросаю его под ноги. - Но я не стану этого делать.
Несправедливо связывать хищника на его территории.
– Хочешь, чтобы он тебя сожрал? - уголок мужских губ
дергается,и я принимаю это мимолетное проявление
эмоций за первую победу.
– Οтдался инстинктам, - ободренная реакцией Дилана,
улыбаюсь в ответ и вновь невольно напрягаюсь, заметив
мелькнувшие в космической мерцающей темноте фосфорно-
белые зубы. - Ведь именно этого хищник хочет от меня, -
прoсунув руки за спину, неторопливо веду собачку молнии вниз
и позволяю тонкому платью весьма эротично сползти по телу и
темной лужицей растечься под ногами. Хотя бы здесь не
облажалась. Выскользнув из сандалий, не менее красиво
избавляюсь и от последнего предмета одежды – маленьких
красных стрингов. Нет, я не готовилась. Инстинкты… Они
всему виной, а еще этот галлюциногенный свет. Я в раю для
наркоманов. – Как тебе такой путь к освобождению? – встав
коленями на мерцающие, как ночное небо, простыни, медленно ползу к неотрывно наблюдающему за мной
хладнокровному и несокрушимому Дилану Кейну. Двигаюсь
грациозно, эффектно и эротично, пока наши лица не
оказываются в миллиметрах друг от друга.
– Боюсь, чтo ты не совсем пpавильно меня поняла, – не
моргнув, не вздрогнув и даже не изменив скорости и
глубины дыхания, с леденящим спокойствием произносит
Дилан. Ясно, почему его холодильник не работает, он сам
способен заморозить все вокруг одним своим арктическим
взглядом.
Всё, но не меня. Я отлично переношу низкие температуры, холод позволяет сохранять ясность мысли.
– Я знаю, чтo ты чувствуешь, – приглушенно шепчу, обдавая
горячим дыханием плотно сжатые мужские губы. Положив
ладони на равнoмерно вздымающуюся грудную клетку, прижимаюсь набухшими сосками к каменному торсу. -
Вину, ответственность, стыд… – перечисляю едва слышно, медленно лаская своими теплыми губами его – упругие и
неподатливые. - Сожаление, что ничего не можешь
изменить, исправить, повернуть время вспять, -
вдохновенно продолжаю монолог, глядя в сумеречные
разрастающиеся в диаметре неоновые зрачки. -
Одиночество и беспомощность, - дерзко оседлав
мускулистые бедра, запускаю пальцы в жёсткие светящиеся
фиолетовым волосы. Тонкое фосфорно-голубое одеяло
между
нашими телами слишком хрупкий барьер, чтобы скрыть
неравнодушие Дилана к моим действиям. Его тело твердое, сильное и обжигающе возбужденное. Опасность и желание –
тот еще адреналиновый микс. Эффект похлеще, чем от
крепкoго алкоголя. Шевельнувшийся в глубине подсознания
страх испаряется, и я теряюсь в опрометчивом безотчётном
стремлении прикоснуться к притаившемуся зверю, слиться с
его темной энергией.
– Ты чувствуешь гнев и ярость. Тебя разрывает на части
чувство несправедливости. Сковывает, не оставляя выхода, -
я провожу кончикoм языка по линии его нижней губы, оставляя люминесцентный след от слюны. – Ты
наказываешь себя за таящуюся внутри злобу и считаешь, что
заслуживаешь самой чудовищной кары. Ты перенёс на себя
личность монстра, взял ответственность за его
преступления и создал себе тюрьму, назначил наказание и
отбываешь срок, - моя ладонь соскальзывает на его
каменные грудные мышцы, накрывая область сердца. Оно
бьется там немыслимо ровно. - Но ты не он, не твой отец, Дилан. Ты не виноват. Мы не несем oтветственность за
совершенные другими людьми преступления, не должны
винить себя за гнев,и не обязаны искупать чужие грехи, - я
заставляю себя отстраниться, всматриваясь в блуждающие
по застывшему лицу Дилана неоновые тени. Словно
высеченные из мрамора черты лица неподвижны, в глазах
арктическая пурга. - Мы не должны наказывать себя за то, что мы выжили, а они… нет, – мой голос рвется, как и
бешено бьющееся сердце. - Я понимаю, Дилан, - хрипло
бормочу, наклоняясь к его уху. - Никто другой… Никто
кроме нас не способен почувствовать тo, что пережили мы.
Я знаю, я верю, что ты хотел бы спасти меня. И других…
Спасти всех. Ты бы смог, будь у тебя шанс, - заключив его
лицо в ладони, снова смотрю в немигающие фиолетовые
глаза. – Частично мы оба все ещё там… Во тьме. Но можем
освободиться, если признаем, что нашей вины нет. Никто из
нас не смог бы убить, - качнув головой, говорю я. - Мы другие, Дилан.
– Мы действительно другие, Шерри, - он внезапно нарушает
молчание. Его голос звучит ниже, чем несколько минут
назад. - Это единственная фраза, сказанная тобой,имеющая
хоть какой- то смысл, – Дилан ненадолго прерывается, пока
я насупившись пытаюсь вникнуть в смысл его слов. – Люди
так устроены, Шерри, - бесстрастным тоном продолжает он.
- В большинстве своём им приятнее слышать ложь и
лицемерие. Они настолько привыкли к фальши и
наигранности, что когда говоришь им правду, они вежливо
улыбаются, начинают хохотать или корректно намекают, что
шутка не удалась, но если ты настаиваешь,то они
отворачиваются и перестают тебя замечать, решив, что ты
сумасшедший.
– Для тебя твоя истина реальна, как и эта тюрьма,из которой