Выживает сильнейший

– Очень важно хотя бы постараться помочь человеку. После этого многим уже никогда не придет в голову мысль испытать судьбу еще раз. Но если принято твердое решение по собственной воле унта из жизни, в конце концов так и произойдет.

– Я не знаю, какое решение принял Нолан. Я вообще его не знаю!

Хелена разразилась рыданиями. Когда они начали стихать, я протянул ей салфетку.

– Ненавижу слезы, – проговорила она, успокаиваясь. – Только не могу сдержаться.

Я промолчал, и после краткой паузы Хелена продолжила:

– Меня можно считать его палачом. После смерти матери юрист, заправлявший родительской недвижимостью, сказал, что каждый из нас должен написать по завещанию. Недвижимость – это слишком громко сказано. Домишко с кучей барахла. Мы с братом отдали его внаем, поделили деньги, а когда после развода я попросила у Нолана разрешения жить там и отсылать половину арендной платы ему, он отказался от денег. Заявил, что не нуждается в них, вообще ни в чем не нуждается. Может, это стало первым предзнаменованием?

Я не успел ответить, как Хелена вновь поднялась:

– Сколько у нас еще времени?

– Двадцать минут.

– Вы не обидитесь, если я уйду раньше?

Машину, коричневый «мустанг», она оставила не доезжая до дома, там, где дорога, широкой змеей спускаясь с Беверли-Глен, делает крутой поворот. В раскаленной утренней дымке плыл освежающий аромат хвои, поднимавшийся от росших в овраге неподалеку сосен.

– Спасибо вам. – Хелена открыла дверцу автомобиля.

– Захотите приехать еще раз?

Она села за руль и опустила боковое стекло. Машина вылизана до блеска и абсолютно пуста, если не считать двух белых медицинских халатов на вешалке у задней дверцы.

– Можно мне связаться с вами чуть позже? Я не помню своего графика дежурств.

Ария «не беспокойтесь, я сам вам позвоню», только исполненная в нарушение всех традиций не врачом, а его пациентом.

– Конечно.

– Еще раз спасибо, доктор Делавэр.

Машина сорвалась с места, а я направился в дом, размышляя над скудной информацией, поступившей в мое распоряжение.

Нолан слишком умен – для полисмена. Но, в конце концов, не один он среди них такой умный. Остальное же: тренированное тело, мужественность, стремление доминировать, интерес к темной стороне жизни – все это отлично вписывается в полицейский стереотип. Несколько лет шатаний, прежде чем осесть на постоянной государственной должности, гарантирующей неплохую пенсию. Отдающие правизной политические взгляды – вот об этом хорошо бы узнать поподробнее.

По словам сестры, одно время в семье имели место довольно серьезные психологические проблемы. Заметим, что брат Хелены среди своих коллег слыл парнем «со странностями».

Подобная оценка могла, по сути, способствовать закреплению чувства отчужденности, выросшего из специфики самой работы.

Сдается, что Нолан всю свою жизнь только тем и занимался, что отчуждал, отгораживал себя от мира.

Поэтому, как бы ни поражена была его родная сестра, ничего удивительного ее информация не содержит.

Равно как и ничего такого, что могло бы пролить хоть какой-то свет на причину, заставившую Нолана сунуть в рот дуло собственного револьвера.

И не похоже, что в ближайшее время мне удастся приблизиться к решению этой загадки. Поспешность, с какой Хелена распрощалась, свидетельствовала: визит ее был первым и последним.

Глава 3

Майло позвонил два дня спустя, в восемь утра.

– Опять мне подсунули висяк, Алекс. Пока я не уверен, что смогу ответить услугой на услугу. Хотя в последнем деле мы заработали с тобой кое-какие очки, может, они нам и зачтутся.

Последним делом было убийство профессора психологии – дамы, забитой ножами в нескольких метрах от ее дома в Вествуде. После нескольких месяцев бесплодных усилий шефы спихнули расследование на Майло – в наказание за то, что в Управлении полиции города Лос-Анджелеса он был единственным детективом, открыто признавшим себя геем. Вдвоем нам удалось раскопать некоторые интересные детали из жизни жертвы, и дело благополучно закрыли.

– Ну, не знаю. Какого черта тогда я буду оказывать услуги тебе!

– Наверное, из-за того, что я такой славный? – Он рассмеялся.

– Попытка не засчитана. Попробуй еще раз.

– Потому что ты имеешь дело с психами и славишься необычайной терпимостью?

– Не напрашивайся на неприятности! Что у тебя там?

– Ребенок, Алекс. – Я услышал его вздох. – Пятнадцатилетняя девочка.

– О!

– Я знаю, как ты к таким вещам относишься, но тут дело по-настоящему серьезное. Если сможешь выкроить время, я был бы весьма признателен.

– Давай, – бросил я в трубку. – Приезжай.