Выжить. Вернуться. Отмстить

— Да вытряхни ты эти бумаги и прикажи дневальному сжечь их в урне к чертовой матери.

— Конспекты тоже?

— И конспекты. Что, у тебя писаря нет, новые написать?

— Я не напрягаю солдат своей работой!

— Тоже мне напряг. Да любой боец за счастье посчитает сидеть в канцелярии и писать конспекты да расписания, а не потеть на занятиях.

Макаров задвинул ящики. Посмотрел на друга:

— А ты чего по полку шарахаешься? Или выходной дали? За наряд в воскресенье?

— Ага, дали, догнали — добавили. У нас дождешься выходного. Заболеешь, справку из санчасти в штаб принесешь с рапортом о предоставлении освобождения на трое суток, так Коршун один хрен наложит резолюцию — лечение амбулаторно. Как будто он лучше врачей знает, что надо больному! А зашел я к тебе узнать, что с тобой в последнее время происходит.

Макаров неумело изобразил удивление:

— Ты о чем?

— О том, что по утрам на разводы выходишь чернее тучи. Что случилось?

— Ничего!

— Нет, конечно, это твое дело, но я-то тебе друг или нет?

— Друг, и что?

Игнатов вздохнул:

— Вижу, не получится разговора. Только учти, выговоришься, легче станет. Впрочем, ты об этом не хуже меня знаешь. Сам бойцов на откровенность разводишь. Ну да ладно, копайся в макулатуре, а я пойду. Через парк боевых машин прямиком в пивную. Ребята уже ныряли, говорят, сегодня чешское пиво завезли. Освежусь, а то жарко. Буду нужен, мобильный номер знаешь. Да, и еще. У твоей казармы помощник начальника штаба трется. Точно насчет кого-то. То в курилке сигарету выкурит, то по спортгородку пройдется. Я, перед тем как зайти, за ним минут пять наблюдал. Что-то «шестерка» Гласенко вынюхивает. Или следит за кем-то. Не за тобой ли?

— А чего за мной следить. Я на виду, ни от кого не прячусь.

— Ну-ну, тебе видней. Хоп, свалил я, раз разговор не получился. Как говорится, насильно мил не будешь, адью, капитан! А к помощнику Гласенко присмотрись, не зря он у твоей казармы отирается.

Игнатов направился к выходу, но Макаров остановил его:

— Подожди, Валер! Вернись, присядь!

Командир 2-й роты вернулся, присел на стул напротив Макарова:

— И что дальше?

— Скажи, твоя Марина про мою ничего не говорила?

— В смысле?

— Ну чего ты дурачка ломаешь? Ведь прекрасно понял, что я имею в виду.

Игнатов покачал головой:

— Придется все-таки мне женой всерьез заняться, а то уже офицеры полка косятся. И что у нее за натура? Ну не может жить без сплетен. Я ей говорю, сыном лучше занималась бы, чем слухи разные распространять. Ни хрена. Как вечер, так к подружкам. Сядут на лавку у клуба и давай языками шлепать.

— Ты не ответил на вопрос.

— Нет, про твою ничего не говорила. Сейчас у нее с подругами на прицеле жена начфина. Вроде кто-то где-то видел ее, вылазившей из окна офицерской общаги. Из номера, где лейтенант-связист обитает. А до этого косточки жены четвертого ротного промывали. Да у них почти все бабы городка бляди, кроме них самих, естественно. Но об Иринке не говорила. А что?

Макаров закурил:

— Понимаешь, Валер, изменилась Ирина. Как в полковой медпункт устроилась, так и изменилась. За полтора месяца три раза дома не ночевала.

— Ничего себе! Но как-то объясняла, где эти ночи проводила?

— Объясняла! В санчасти медсестра из города служит. Разведенка.

— Вологодина?

— Да!

— Слыхал о такой. И что?

— Так вот моя вроде как подружилась с ней. И ночевала у нее. Мол, Вологодина гаданием втихаря ото всех промышляет. Вот и моей гадала, поправится у нас ребенок или нет. А от самой спиртным несло. Чувствую, врет Ирина, а доказать ничего не могу.

Игнатов воскликнул:

— Так запретил бы ей общаться с этой гадалкой.

— Ты запрещаешь своей Марине встречаться с подругами? И слушает она тебя?

— Но моя ночует дома, а не у подруг.

— Тоже верно!

— А если бы Маринка хоть раз не пришла домой, я ей такой разгон бы устроил, мало не показалось бы. И не пьет она. Ну, если только со мной, да и то бутылку пива.

Подумав, Макаров спросил:

— Что бы ты, Валера, сделал, если бы узнал, что Марина гуляет от тебя?

— Развелся бы. В момент!

— Не посмотрел бы на то, что сын без отца останется?