Выжить. Терской фронт

Сноровисто навешиваю подсумки на широкий поясной ремень системы, а когда возвращается Толик, подгоняю ее на нем по росту.

— Что-то еще? — интересуется Старосельцев.

— Обязательно. Тактическую кобуру на бедро для «ПМ» и бинокль.

— А кобура-то мне зачем? — пытается протестовать мой напарник.

— Слышь, курсант, а как ты свою поясную, — я киваю на лежащий на прилавке Толин «ПМ» в кобуре, который он положил туда перед примеркой, — собираешься под РПС носить? И как пистолет из нее будешь выковыривать? Так что не вмешивайся, когда старшие разговаривают.

Толя что-то бурчит себе под нос и снова отходит к ножам.

— С кобурой проблем нет, их у меня несколько, на выбор. А вот с биноклями сложнее. Хотя есть у меня одна штуковина, тебе понравится, — Тимофей Владимирович лезет куда-то под прилавок и достает оттуда довольно большой, обрезиненный армейский бинокль зеленого цвета. По виду — явно американский или какой другой натовский.

— Вот, держи, от сердца, можно сказать, отрываю. Двенадцатикратный армейский бинокль Винчестер Ви Дабл Ю. Сделано в покойных ныне США, чтоб им в аду ни дна ни покрышки. Просветленная оптика, антибликовое покрытие. Корпус герметичный, внутри азот, поэтому конденсата на линзах не дождешься. Не боится ни дождя, ни тумана, и даже если случайно в речку уронишь, ничего с ним не будет, главное — вынуть быстро. Корпус из обрезиненного алюминия, поэтому весит меньше килограмма. Поверхность шершавая, в руке не скользит. Не новый, но в отличном состоянии, даже пообтереться не успел. Ну, как?

— Обалдеть! — восхищаюсь я. — И откель дровишки?

— Один знакомец с Украины привез. Он в Крыму с турками хлестался, вот и притащил оттуда на память. А потом мне продал. Очень хорошая штука.

— Вещь! — соглашаюсь я, крутя бинокль в руках. — И сколько просишь?

— Рубль золотом.

— Сколько?! — у меня от такой цены челюсть чуть на пол не падает. — Да за эти деньги два автомата купить можно!

— Вот и иди, покупай свои автоматы! А чего ты хотел, Мишаня?! — переходит в наступление дед Тимоха. — Оптика вообще товар редкий, дорогой. А тут еще такая. Нет, могу тебе еще наш «шесть на тридцать» предложить, одна тысяча девятьсот замшелого года выпуска. Точно не знаю, но явно еще при Союзе сделанный. Двадцать серебром. Пойдет?

После некоторых терзаний благоразумие все-таки побеждает «жабу», и я соглашаюсь на Винчестер. Старосельцев снова ныряет под прилавок, достает оттуда черный мягкий футляр из кордуры и протягивает мне.

— Футляр в комплекте, — гордо возвещает он.

— Ну, ты глянь, сервис, блин! — восхищенно цокаю языком я. — Итого, сколько с нас?

— Так, — Старосельцев на мгновение замирает, сосредотачиваясь. — «Горка» и РПС по пятнадцать рублей, кобура — пять да бинокль. Итого — рубль золотом и тридцать пять серебряных.

Закинув покупки в баул и расплатившись, прощаемся и пускаемся в обратный путь.

А вечером, по просьбе Четверти, я снова сижу в зале и играю на гитаре. Оказывается, накануне, когда я уже поужинал и поднялся к себе, в трактир снова заходили «гражданские» и интересовались, не будет ли и сегодня «гитарного концерта».

— Слушай, Кузьма, ты меня что, на «общественных началах» в таперы припахал? — шутливо возмутился я в ответ на его просьбу. — Вообще-то за это люди деньги получают обычно.

— Вот ты меркантильный, Миша! — так же «всерьез» возмущается тот в ответ. — А как же налаживание добрососедских отношений, опять же, про «делать имидж отряду» кто нам с Убивцем песни пел? Вот и делай! Заказчики решили так: для врагов мы — страшнее некуда, для своих — белые и пушистые. Вот и будь любезен, обеспечивай.

— Я знал, что где-то вы меня кидаете! — сообщаю я ему. — Тащи свою гитару, эксплуататор!