Выжига, или Золотое руно судьбы

– Спасибо, сержант, – кивнул тот и быстрым шагом двинулся вниз по улице, с обеих сторон обставленной облупившимися, но вполне еще крепкими халупами.

Вскоре с правой стороны показался богатый беленый дом, ранее принадлежавший, вероятно, местному пану-мироеду, а ныне принявший в свои недра штаб полка. Калитка в свежевыкрашенном зеленом заборе была распахнута и открывала вид на бойца лет тридцати в выцветшей форме пехотинца. Боец вольготно расположился на коричневой лавке и лузгал семечки, как будто сидел он не в центре Европы, а где-нибудь в рязанской деревне, и не было вокруг никакой войны. Семечки горстями изымались из кармана и с шиком закидывались по одной прямо в широкий, как ворота, рот. По наглому виду и всей повадке в нем безошибочно определялся ординарец – явление в армии новое и даже чуждое, но вполне уже прижившееся. Официально ординарцев в Красной – она же Советская – армии как бы не существовало, но на практике холуйская эта должность была очень востребована и старшими, и высшими офицерами. И это было понятно – ординарцы, или, говоря старым языком, денщики, сильно облегчали быт комсоставу.

И хоть официально никакого статуса они не имели, но на практике часто забирали себе большую власть. Ординарец всегда знал, в каком настроении командир, можно ли к нему сунуться прямо сейчас или лучше подождать.

Старлей, правда, к комполка не собирался, но, прежде чем без толку мыкаться по селу, хотел уточнить, где тут расположен особый отдел.

– Особый отдел? – повторил ординарец, собирая рот в куриную гузку и моргая белесыми ресницами так, будто его спросили, где здесь дорога в Африку. – А чего там?

Неопытный человек, вероятно, встал бы перед таким вопросом в тупик, но Мазур был человек опытный.

– Там особисты, – объяснил старлей.

Как ни странно, такой ответ совершенно удовлетворил ординарца, и он, удивительным образом искривив указательный палец и тыкая им впереди себя, довольно внятно рассказал, как старлею добраться до нужного места.

Спустя пять минут Мазур уже поднимался на крыльцо крепкой беленой избы и, стукнув для проформы кулаком в дверь, вошел внутрь. В сенях стоял письменный стол, за которым восседал коротко стриженный насупленный старшина.

– К кому? – буркнул он, не глядя на гостя.

– Старший лейтенант Мазур, вызван в особый отдел радиограммой, – объяснил старлей.

Старшина насупился еще больше, открыл лежавшую перед ним тетрадку и повел пальцем по странице. Дошел до фамилии Мазура и, не меняясь в лице, пробурчал:

– Второй кабинет.

Первым кабинетом оказалась проходная комната, в которой сидела за столом и подкрашивала глаза хорошенькая медсестра. Она стрельнула глазками в сторону Мазура, но тот, видно, ей не показался. Сделав презрительную мордашку, медсестра как ни в чем не бывало продолжала краситься.

Из первой комнаты двери вели и в другие помещения, на каждом висел свой номер. Увидев табличку «2», старлей подошел к двери вплотную и стукнул. Изнутри раздалось хмурое «войдите!», и Мазур вошел.

* * *

Обстановка в комнате была не бог весть какая. Обшарпанный шифоньер, лавка, пара стульев, несгораемый шкаф в углу, ближе к окну – стол под зеленым бильярдным сукном. За столом, склонив голову над бумагами, сидел брюнет в форме НКВД с погонами капитана.

– Старший лейтенант Мазур по вашему приказанию прибыл, – отрапортовал Мазур, стараясь, чтобы голос его звучал бодро и решительно, как у совершенно ни в чем не повинного человека.

– Ну, здравствуй, старший лейтенант Мазур, – сказал брюнет и, оторвав взгляд от бумаг, медленно поднял на него лицо.

Андрей вздрогнул и обмер. Секунду он и человек с погонами капитана глядели друг на друга, потом на губах Мазура заиграла такая сияющая улыбка, что, казалось, озарила не только лицо старлея, но и всю мрачную обстановку вокруг.

– Вот черт! – сказал старший лейтенант. – Не может быть! Мишка, чертяка!

И он бросился обнимать брюнета, сидевшего за столом. Но тот выставил перед собой руку и даже немного отстранился назад.

– Не Мишка-чертяка, – строго сказал он, – а товарищ капитан… А еще лучше – гражданин капитан.

Лейтенант застыл, улыбка медленно и как-то растерянно сползла с его лица.

– Уже и гражданин, – повторил он недоверчиво. – Шутишь, да? Мы же сто лет с тобой не виделись…

– Да, не виделись. И еще бы сто лет не видеться, – с неожиданной досадой проговорил тот, кого он назвал Мишкой.

На самом деле человека за столом звали Михаил Олегович Елагин, он был капитаном НКВД и старинным, с детских еще лет, приятелем Андрея. Оба выросли в одном ленинградском дворе на Выборгской стороне, ходили в один детский сад и одну школу и вместе отбивались от уличных хулиганов, засевших, словно пауки, в каждой почти питерской подворотне. На руке у Мазура до сих пор виден был бледный шрам от финки, которой уличный оголец целил в бок Мишке и которую Андрею тогда удалось отбить кулаком.