Выверить прицел

Мы закончили приготовления и снова уселись на башне. Открыли жестянку с бисквитами, единственную еду, что нашлась в танке, произнесли благословение и поели. Первая трапеза после поста. Говорили мудрецы, что стол, за которым не говорят о Торе, подобен жертвеннику мертвецов. Поэтому Рони сказал слова Торы, сформулировал заключенную в них проблему и нашел ее решение.

И тогда сказал Гиди, наш командир: "У нас осталось четыре часа. Мы все валимся с ног. Каждый из нас будет три часа спать и час дежурить. О порядке договоритесь между собой. Но первым буду дежурить я - так мне удастся поспать три часа подряд. Завтра это мне пригодится". Никто не стал спорить, все понимали. Не снимая комбинезонов, оружия и ботинок, мы отправились за своими порциями сна. Водитель заснул в кабине, заряжающий - на трансмиссии, а я свернулся на своем месте наводчика - плечо опиралось на щиток пушки, голова - на прицел. В таком положении мы спали на учениях: нам объяснили, что так спят во время войны. Гиди остался сторожить на башне.

В четыре утра мы все проснулись от шума моторов. Гиди торопил нас:

- Завести мотор! Подготовить боеприпасы! Наполнить канистры! Танки уже выступают!

Мы переглянулись. "Гиди! - спросили мы. - Почему ты не будил нас дежурить?" Мы тотчас поняли, что он охранял нас всю ночь и не спал ни секунды... Гиди посмотрел на нас и сказал немного смущенно: "Вы были такие измученные. И вы такие молодые, совсем дети. Я просто не мог".

Я закончил рассказывать и посмотрел вокруг. Стояла тишина. Наивные они были, эти студенты. Не такое предполагали услышать. Не было в моем рассказе ни описания военных подвигов, ни геройства. Но тут кивнул головой дед.

- Твой дедушка хочет произнести проповедь, -сказал рав йешивы.

Дед, по своему обыкновению, помолчал. Его черные глаза внимательно посмотрели на каждого. Потом раздался его глубокий голос. Вместо проповеди он прочел благодарственный гимн. Он читал с печальным напевом, совсем не с тем, что мы привыкли слышать в дни праздников. Так он произносил эти слова в Судный День в синагоге "Врата небес" - от этой мелодии в детстве я трепетал. И так читал дед:

Из тесноты воззвал я к Господу

простором ответил мне Господь. Господь мой со мною, не устрашусь.

Что сделает мне человек? Окружили меня все народы,

но именем Господа я сокрушу их -в Войне за Независимость.

...Окружили меня, окружили,

но именем Господа я сокрушу их - В Синайскую кампанию. Окружили меня, как пчелы, но угасли,

как огонь в колючках, - Именем Господа я сокрушу их

в Шестидневную войну.

Толкнули меня, чтобы пал я, но Господь помог мне, - в этой войне Войне Судного Дня. Сила моя и ликование - Господь,

и стал Он спасением мне29.

Дед замолчал. Но там дальше был еще стих, который стоял перед моими глазами и взывал: "Прочти меня тоже!" И я уже хотел сказать: "Сурово наказывал меня Господь, но смерти не предал", как возник передо мной Дов - с мечтательными глазами, с раскрытой "Вечностью Израиля" Маараля - как на кордоне в Рас-Судар.

Я промолчал. Комната опустела. По дому разлилась тишина. Мама позвала меня в другую комнату. Встала передо мной, посмотрела так, как не смотрела никогда, и спросила: "Что с Довом?"

Я сказал: "Не знаю. Никто не знает. Мы вообще не были вместе".

Она не отставала: "Вы всегда были вместе. Ты обязан сказать мне, что с Довом". Мать Дова звонила ей каждый день. Я молчал. Она думала, что я пытаюсь уйти от ответа, старалась прочесть его в моих глазах и опять и опять спрашивала.

Как убедить ее, что я и вправду не знаю? Кто вообще в состоянии понять, что там происходило - в тот день?

"Ты должен пойти к ней и все рассказать".

Что рассказать?

Я знал, как это будет: я приду к ним в дом, и мать Дова спросит: "Вы всегда были в одном танке, ушли отсюда вместе, ты вернулся, где Дов?"

ХЭЙ

Утренние благословения - они особенные и отличаются от всех других благословений. Особенные по способу выражения и особенные по назначению. Человек произносит их, пробуждаясь ото сна, его душа чиста, сердце устремлено к Создателю, и ничто постороннее еще не вторглось в этот чистый настрой и не замутило его. Порой вспоминаешь сладость минуты, когда произносил их ребенком, наивным и чистым, еще не отягощенным никакими грехами. Особенно - самое первое благословение, отличное от всех иных: "Благодарю Тебя, Владыка Живой и Вечный, за то, что Ты, по милости Своей, возвратил мне мою душу. Велика вера Твоя". Такие слова вложили в утреннее благословение законоучители из Цфата. Каждое утро возвращается заново душа в тело человека и обновляется его вера. Сегодняшняя вера не похожа на ту, что была вчера. Ведь всякий день многое видит человек, многое слышит, о многом думает; и много чего происходит с ним. И обретает он ежедневно новую веру.