Выученные уроки (СИ)

— Роуз, разве у тебя нет сандалий? Выглядишь, будто сошла с обложки гранжевого журнала.

Гранжевого журнала? Правда? Что это за хрень — «гранжевый журнал»?

— Что это за хрень — «гранжевый журнал»?

На секунду мне кажется, что я думаю вслух, но на самом деле, это Хьюго задает этот очевидный вопрос.

Мама, конечно же, трясет головой и смотрит на него, сузив глаза.

— Следи за языком!

Так предсказуемо.

— Мам, ну серьезно, — я замечаю туфлю Лэндона под книжной полкой. — Что такое гранжевый журнал?

— Ох, да не знаю я! — отвечает она, явно раздраженная. — Помоги найти туфлю брата.

О нет, мэм, не после такого тона.

Оставляю туфлю лежать там, где лежала, и даже не указываю на нее. Вместо этого ухожу на кухню посмотреть на отца. Он согнулся над радио на столике. Квиддич, конечно же. Суббота, в конце концов. Он подпрыгивает, когда я вхожу, подумав, что это мама. Понимает, что это всего лишь я, и, расслабившись, возвращается в прежнюю позицию.

— Какой счет? — спрашиваю я, хватаю яблоко из вазы и запрыгиваю на стол. Моя мама настаивает, что мы должны ставить для красоты настоящие фрукты, а не восковые, как делают нормальные люди, и она жутко бесится, когда кто-то что-то съедает оттуда и портит вид. Так что фрукты просто там лежат, пока не сгниют, а потом мы их выбрасываем. Моя школа тратит пергаменты, а моя мать — фрукты.

Чудесно. Давайте уничтожим планету и отберем еду у голодающих детей Африки.

— Сто двадцать — сорок, Падлмер, — папин голос звучит грустно, и я не перестаю удивляться, почему он вечно разочарован. Пушки никогда, никогда ничего не выигрывали и не выиграют — тогда почему каждый проигрыш для него такой сюрприз?

Я вгрызаюсь в яблоко, и папа замечает:

— Ты знаешь, что это нельзя есть, — лениво произносит он. Я пожимаю плечами, а он слишком поглощен квиддичем, чтобы настаивать.

— Наконец-то! — распахивается дверь, и входит мама, надевая на ногу Лэндона найденную туфлю. Она останавливается, увидев, как папа лихорадочно пытается отключить радио и сделать вид, что он не слушал трансляцию матча вместо того, чтобы искать туфлю малыша.

— Невероятно! — она яростно качает головой, и несколько шпилек из ее прически полетели Лэндону прямо в лицо. — Я обыскала весь этот чертов дом в поисках туфли, а ты тут слушал квиддич?

Ну, я же говорила. Предсказуемая.

— Вот, — она всучивает Лэндона отцу. — И постарайся доставить своего сына в дом своих родителей, не заглядывая по дороге на квиддичное поле.

Папа закатывает глаза (предварительно отвернувшись, конечно же) и несет Лэндона назад в гостиную. Знаю, он предпочел бы быть на матче Пушек вместо того, чтобы ехать к его родителям. Черт, да даже я бы предпочла, а ведь я не болею за эту кошмарную команду.

Мама, наконец замечает меня и сгоняет со столика:

— Я только закончила уборку! И где ты взяла это, из вазы? — она смотрит на мое полусъеденное яблоко.

Я бросаю его в мойку.

— А других яблок у нас даже и нет, — напоминаю я.

Она смотрит на меня так, будто хочет меня шлепнуть, но конечно она этого не делает. Лишь велит мне отправляться в Нору, сама же вытаскивает яблоко из мойки и бросает его в мусорную корзину.

Я делаю, как она сказала. Папа и Хьюго уже ушли, так что я беру горсть Летучего Пороха и бросаю в камин. Огонь становится по-слизерински зеленым, я вхожу в него и без особого энтузиазма говорю:

— Нора!

Вываливаясь в гостиную дома моей бабушки, я пытаюсь стереть золу с лица, надеюсь — удачно, но зеркала поблизости конечно же нет, так что я не могу сказать точно. Бабушка ловит меня почти немедленно и сжимает в медвежьих объятиях так крепко, что секунду я не могу дышать. Наконец, она меня отпускает, и помогает стереть пепел со щек.

— Ох, Роузи, милая, — ласково говорит она, отлично зная, что я ненавижу, когда меня зовут Роузи. Она улыбается такой фальшивой улыбкой, какой умеют сиять только бабушки. — Ты выглядишь просто прелестно. Но ты не думаешь, милая, что юбка коротковата?

— Я не виновата, бабушка, — отвечаю я таким же неестественно невинным голоском, каким был высказан ее комплимент. — Просто они не делают юбки для девочек с длинными ногами.

— Ах, милая! — она качает головой. — Может, я сошью тебе что-то, что тебе понравится?

— Конечно! — радостно отвечаю я и мчусь прочь.

Черта с два.

На кухне хорошо пахнет, когда я прохожу через нее, так что я вспоминаю, почему я не слишком сильно расстраиваюсь, если меня сюда тащат. В конце концов, никто не готовит лучше бабули, и это многое говорит о том, что она готовит. Да, сбор Семьи — это пытка, но еда того стоит.

Я прохожу на задний двор, пытаясь найти хоть кого-то кроме моих родителей или бабушки с дедом, чтобы поговорить. Строго говоря, я ищу одного человека, но натыкаюсь на Хьюго и Лили, которые уже устроились под деревом. Они склонились над книгой и выглядят очень подозрительно.

— Что это вы тут делаете? — спрашиваю я, пытаясь разглядеть, что за книга их так захватила.

Лили тут же захлопывает ее и прижимает к себе:

— Не твое дело! — с ненавистью отвечает она.

— Ох, да остынь, Лили.