Выстрелы над яром

За кладбищем начиналась широкая улица. Тут уже по-настоящему чувствовался город. По тротуарам шли люди лучше одетые, и дети, игравшие возле домов, были чистенькими. А уже за Сенной площадью гремел и звенел трамвай.

Теперь Пестрый топал копытами по мощеной улице. И никто не обращал внимания на пассажиров. Только когда проезжали мимо цирка, Вася встрепенулся.

— В театре неинтересно. Вот в цирке… — И он начал в который раз рассказывать про клоунов и дрессированных зверей.

Вот и театр. Чуть поодаль от главного входа отец остановил коня.

— Ну, хлопчики, идите. Если не будет пассажиров, заеду за вами.

На галерку был отдельный вход. Поднялись по лестницам наверх. На лестничной площадке стоял Лачинский. Он недовольно посмотрел на маленьких театралов и, кивнув в сторону кресел, стоявших в коридоре возле стены, сказал:

— Подождите там, да сидите тихо. Как только все усядутся, устрою вас на свободные места.

Леша тихо сидел рядом с Васей и смотрел на контролера. К Лачинскому подходили люди, подавали билеты. А он важно отрывал уголок билета и приглашал:

— Проходите, пожалуйста.

Леше не терпелось попасть туда, куда шли люди, у которых проверяли билеты. Что там? Он, вытянув шею, старался заглянуть в открытые двери, но видел только огромную люстру, освещавшую позолоченные балконы.

Погас, потом снова зажегся свет, и отец Васи сказал:

— Ну, пошли.

На галерке было много свободных мест. Лачинский привел мальчиков на первый ряд.

В зале было светло и красиво. Все блестело и сверкало золотом. Внизу сидели хорошо одетые люди, а прямо перед глазами стена была завешена бархатом.

— Там сцена, — сказал Вася. — Когда потухнет свет, она откроется. А в цирке нет занавеса. Там арена.

Рядом сидела седая женщина в позолоченном пенсне. Леша сразу узнал ее. Она жила возле Сенной площади. Сына ее называли Кадетом. Леша носил им как-то молоко. А потом Кадет куда-то скрылся.

Женщина неприязненно посмотрела на мальчиков. Леша подумал, что она сейчас скажет: «И ты в театр пришел?» Но женщина ничего не сказала и отвернулась. Леша почувствовал, что ей неприятно сидеть в театре рядом с уличными мальчишками, которых она не пустила бы на порог своего дома.

Когда погас свет, Леша забыл обо всем. Открылся занавес, по сцене ходили мужчины и женщины, что-то говорили, приветливо улыбались. Он не все понял, но чувствовал, что происходит что-то очень важное.

Вася вел себя иначе. Ему скоро наскучило смотреть на сцену, и он не выдержал.

— А в цирке интересней, — зашептал он. — Один слон чего стоит. У него знаешь какой хобот! Он может поднять…

— Безобразие, — услышал Леша голос. Он повернулся и увидел рядом с седой женщиной мужчину с черной бородкой.

— Успокойся, Евгений, — шепнула седая женщина. Человек с бородкой сел возле седой женщины после того, как погас свет. Если б не черная бородка, Леша сразу узнал бы его.

Вася снова начал что-то рассказывать про цирк.

— Замолчи ты, мальчик, — шепнул кто-то за спиной.

Вася на какое-то время замолчал, но ему было скучно, и он снова заговорил про цирк. Видимо, кто-то пожаловался контролеру. Пришел Лачинский, за ухо вытащил Васю из кресла и увел в коридор.

А на сцене гудел паровоз. Колеса громыхали по рельсам, и Анна Каренина бросилась под поезд…

У Леши сжалось сердце. Он посмотрел в сторону Васи — его не было. Посмотрел в сторону седой женщины, она вытирала слезы. Мужчина с черной бородкой куда-то исчез.

Все начали выходить. Леша тоже встал и пошел за людьми. На лестнице его ждал Лачинский. Рядом стоял Вася и протирал заспанные глаза.

Подождали, пока все выйдут. Лачинский внимательно оглядел галерку:

— Ну, все кончилось. Пошли.

Внизу он начал запирать двери, а Леше сказал:

— Поищи отца.

Возле театра стояли извозчики. Пестрого коня не было.

Подождали немного и пошли домой пешком. Платить за каждого в трамвае по пять копеек Лачинский считал излишним.

Шли молча. Лачинский злился на Антона: «Не мог подъехать, забрать детей». Лешу волновала Анна Каренина. Он был уверен, что артистка, исполнявшая ее роль, действительно погибла под поездом. У Васи горело ухо, за которое так безжалостно отец вытащил его с галерки в коридор. Но он не угомонился и только повторял свое:

— А все же в цирке интересней.

— Молчи ты уж! — сердито буркнул отец.

Все были утомлены. Да и есть хотелось. А тут еще ко всему начал моросить дождь.

— Идемте быстрей, — обернулся Лачинский к мальчикам, которые плелись позади, — а то дождь загонит куда-нибудь в подворотню и проторчишь с вами там до утра, театралы.

Сам Лачинский давно доехал бы на трамвае до Покровской и был бы уже дома.

С площади Свободы спустились вниз по Гоголевской. Запахло свежим душистым хлебом. Теплый воздух из открытых подвальных окон пекарни приятно обдал ноги мальчиков.

На гору по той же Гоголевской подниматься было трудней. Да еще запах хлеба раздразнил аппетит.

Кое-как поднялись на гору. Шли уже мимо церкви. Большая часть пути осталась позади. Леша повернулся и посмотрел на каланчу: стрелка часов перевалила за двенадцать. На улице не было ни одного человека.

— Извозчик! — вдруг крикнул Лачинский и рванулся вперед.