Выстрел в прошлое

— Вы не помните характера его ранений тогда — в 1995 году? Его отправили в Москву, а вы уж тоже к тому времени вернулись в «Бурденко».

Врач задумался, припоминая, и пожал плечами:

— Он был не по моей части. Состояние довольно тяжелое, странное даже… Но по линии неврологии и психиатрии. Мы проверили его, но Шеин, который его привез, плотно наблюдал сам, возился… Впрочем, как и сейчас. Вы как специально собрались — я и сегодня видел Сережу Смирнова в приемной у Шеина, поздоровались издалека. А что тебя смущает?

Марат закурил, чтобы замаскировать паузу.

— Понимаете, Игорь Иванович, нас услали в разные стороны, а вернулись мы порознь, но практически в одиночку — все тогда погибли. Он много дней по горам пробивался к своим, тяжело контужен был. Вообще, многодневные бои и преследование в горной местности — штука тяжелая… Говорили, у него воспаление мозговых оболочек было и что не выжил он.

Доктор вытаращил глаза:

— Да кто тебе эти глупости наговорил? Никаких контузий у него не было. Истощение, сумеречное сознание или что-то в этом роде, в общем — психиатрия сплошная, темный лес. Шеин забрал его в свою исследовательскую лабораторию, возился долго и в конце концов комиссовал.

Дело не нравилось Марату — как тогда, так и сейчас.

— Игорь Иванович, что с ним могло быть, как по-вашему?

— Дай-ка мне сигарету, капитан…

— Я разжалован.

— Знаю. Я почти не курю. Свои — точно не курю, — как-то грустно пошутил военврач. — Не из экономии, конечно… Вы чем занимались у «чехов»?

Марат немного смутился, сказывалась давняя привычка держать язык на привязи — от этого часто зависела жизнь людей:

— Спецоперации… Резня, одним словом.

— Вот то-то и оно. У вас такие перегрузки были — физические и психические — ни один не мог остаться в своем уме. Знаю, что Шеин вел специальные психофизические курсы: он занимался со взводом Смирнова, а твои были вроде контрольной группы. Пытались повысить устойчивость или что-то в этом роде. Он не распространялся, это ведь все по линии ГРУ, совсекретно. Может быть, что-то перехимичили с подразделением Смирнова, а может быть, сам по себе не выдержал. Еще может быть — попал в такую переделку, которую вообще нельзя вынести, — начинаются изменения в сознании, часто необратимые. В общем, спроси, Марат, что-нибудь попроще, например: как заработать миллион.

— Как? — улыбнулся Марат.

Врач не ответил на улыбку, сказал:

— Честных способов нет. А у Смирнова и Губаренко деньги после войны появились. Думай сам…

Вечером, когда уже стемнело, младший Смирнов подкатил к Марату на новенькой «Мазде» цвета мокрого асфальта:

— Вертолет подан! — весело окликнул он товарища. — Прокатимся по кольцевой с ветерком?

Марат уселся рядом в комфортное кресло:

— Давай.

Выехав на МКАД, Сергей вдавил педаль газа чуть не до пола. Машина понеслась, лавируя между попутными автомобилями.

— Деньги приготовил? — спросил Марат.

— Продавцам полосатых палочек? Конечно. Но нас не остановят.

— Номер специальный?

— Неважно. Может, я везучий такой.

— Похоже, — заметил как-то многозначительно Марат, и Сергей это почувствовал.

— Намекаешь все на ту же историю?

— Не только…

— А ты, пожалуй, прав, — снова заулыбался Сергей.

Линзы желтых монохромных очков защищали глаза от ветра, который бил в лицо из приоткрытого окошка. На лице появилось хищное выражение, знакомое Марату еще по службе. Сергей по-особому оскаливал зубы и щурил глаза, когда становилось опасно и надо было принимать, мгновенные и абсолютно верные решения, чтобы остаться в живых в следующую минуту, час и день.

— Мне ведь действительно повезло, Седой. Выбрался живым из мясорубки. Правда, что называется, «чердак поехал». Думал — хана мне. С моей башкой медик наш — Шеин — до-олго провозился. Но ведь выходил! Из армии решил я уходить начисто. И тут оказалось, что пока мы гонялись по горам за вахабитами недорезанными, отец мой, сидя по Голландиям да Германиям, не вина на приемах распивал, а занимался самым что ни на есть конкретным делом. Ельцин тогда с Коллем — «дядей Колей» — начал васькаться на брудершафт, полезли к нам немецкие фирмы, а наши, соответственно, к ним. Тут мой отец и пригодился всем сразу. В те времена ведь — пока еще не сформировались как следует капиталы — самым важным были личные связи. Доверие, так сказать, между партнерами. А у кого они были тогда — связи с капиталистами?

Марат внимательно наблюдал за товарищем, не перебивая его речи. Особенно выдавали Сергея руки: костяшки побелели, потому он слишком крепко сжимал рулевое колесо. Речь шла как-то взахлеб, неровно. Да и машину он бросал нарочито резко.

Сергей снова почувствовал это отношение и поспешил объяснить:

— Это лучший отдых для меня — погонять на хорошей скорости. Лучше, чем бабы и водка. Ты не женился? — неожиданно поинтересовался он.

— Нет, — покачал головой Марат.