И все-таки на свете есть Бог. Бог для всех православных, заступник. Он шел и не понимал, куда идет, проговаривая про себя то ли простые слова, то ли молитву. Когда казалось, что силы совсем его покинули – нога давала о себе знать, услышал, как наверху, на дороге притормозила машина. Судя по звукам – обычный армейский уазик. Нетрудно было угадать, что из нее, громко хлопнув дверью, вышел один человек. Секунд десять Марат не мог найти точку просмотра дороги, а когда нашел поваленное дерево, несмотря на дикую боль, вскарабкался на него и, держась за сучья, стал наблюдать. У забрызганного грязью уазика суетился невысокий, молодой чеченец. В машине был еще кто-то. На голове у боевика была зеленая повязка – значит, религиозный фанатик – такие были наиболее опасны и непримиримы. Такие в случае крайней опасности могли взорвать себя и окруживших его солдат или в крайнем случае пустить себе пулю в лоб. Чеченец отряхнулся, покрутил бычьей шеей и снял с себя автомат. Положил у машины. «Явно не профессионал», – подумал Марат. Вкарабкавшись в кабину, как разъяренный бык, чеченец стал наносить хлесткие удары, после чего из салона послышался женский крик, крик о помощи. Когда боевик замахнулся для очередного удара, бормоча что-то на чеченском, Марат по-кошачьи приблизился и ссадил его с кресла. Боевик упал и потянулся к автомату, но был пригвожден к земле сильным ударом приклада. Вскарабкавшись в салон, Марат увидел перед собой связанную женщину. Лицо ее было обезображено побоями.
– Успокойся, – ласково произнес Марат. – Я свой, русский. Тебя как звать?
Несколько минут, пока Марат освобождал веревки, туго стянувшие женские запястья, пленница угрюмо молчала. Потом тихо произнесла:
– Ниной меня зовут. Эти ублюдки убили мою мать, за то, что отец у меня русский.
– Ничего, Нина, скоро кошмары закончатся. Верь мне.
Марат взял чеченца, оттащил с дороги. В карманах у фанатика нашел какие-то документы на арабском языке. В машине Марат нашел полный «джентльменский» набор шахида – наркотики, взрывные устройства, вещи. Сколько бы этот ублюдок мог жизней людских положить – одному Богу известно.
– Нина, ты знаешь, где находятся наши части?
– Знаю, до Шатоя рукой подать. Километра два. Там блокпост.
Спустившись с горы, машина на большой скорости вышла на проезжую дорогу и чуть не врезалась прямо в колонну бэтээров.
– Остановите, – прокричала попутчица Марата.
И когда он притормозил, забыв обо всем, Нина выбежала из машины, рыдая: «Мы свои, свои, русские!..»
Очнулся Марат в полевом медсанбате, находящемся при его роте. Он даже удивился этой белоснежной чистоте, белью. Это была какая-то другая жизнь – не война. За окном было солнце. «Вот и весна», – подумалось Марату. Солнечный зайчик бегал по палате. За дверью слышались веселые голоса сестричек.
Марат машинально сунул руку под подушку – оружия не было, зато в руке обнаружилась игла с трубочкой, ведущей к капельнице. Несколько минут он размышлял над тем, что произошло с ним за последнее время. Вспомнив о потере товарищей, скрипнул зубами. Но он сдержал себя. Что толку от самоедства. Ведь за все должен кто-то ответить. У Марата был еще долг перед боевыми товарищами, перед памятью, перед их матерями.
«Что ж, пора, хватит отлеживаться», – решил Марат и, превозмогая боль (нога еще сильно болела), поднялся с кровати и закашлялся, давясь мокротой.
– Вам нельзя, товарищ старший лейтенант, – попыталась остановить Марата стоявшая неподалеку медсестра…
– Послушай, сестричка, вы не знаете, где старший лейтенант Смирнов?
– Нет, не знаю. Но вам нужен покой, вы же сколько дней в бреду! У вас же воспаление легких открылось тяжелое, а еще ранение… – Переполошенная медсестра начала укладывать его на постель. – Не успели очнуться – и на ноги вскочили.
– Не волнуйся, сестричка, я выйду подышу маленько, – остановил ее Марат, удивляясь про себя и прикидывая, сколько же дней он уже валяется.
– Вам нельзя вставать! Вы же качаетесь от слабости.
– Позаботься лучше о нем, – Марат кивнул в сторону лежащего рядом раненого бойца, которого и не видно было под сплошными бинтами…
– Я умоляю вас, – чуть не плача, ответила сестра и добавила, что это приказ начальника медслужбы…
Марат мягко отодвинул ее в сторону и направился к двери.
– Я вынуждена буду доложить, – не унималась девушка.
Но Марат не слышал ее.
Солнце ударило в глаза. Он немного поморщился, остановился на миг от накатившей слабости и головокружения. Нагнулся, взял в руки снежок, умылся им, постоял немножко и поковылял к командирской палатке.
Было необычайно тихо. У входа в штаб Марата встретил сонный адъютант Головачева – Сомов.
– Слушай, Сом, командир у себя?
– Никак нет, – бодро ответил, выбросил сигарету. – Вызвали куда-то. Есть Губаренко, но он не в духе.
– А мне насрать, в духе он или нет.
– Я не советую тебе этого делать, Марат, – начал уговаривать уже зашедшего в палатку Сом. – Я все понимаю, но…
– Что «но»? – язвительно, переспросил Марат.