Выстрел в Опере

Маша привычно кивнула преподавательнице, успев порадоваться, что экзамен ей она сдала на «отлично», прежде чем высокомерные черты Василисы Андреевны расплылись в благочестивой покорности, прежде чем Премудрая сделала шаг к Ковалевой и, склонив большое, грудастое тело в глубоком поклоне, прошептала:

— Слава Вам, Ясная Киевица!

А Маша вспомнила: в ее новой пятидневной жизни страшный препод была ее подчиненной! Главой орды киевских ведьм, не далее чем позавчера кричавших им «Слава!» на шабаше по случаю Ивана Купалы.

Студентка вжалась в стену.

Хвостатые девицы вытаращились на невероятную сцену — обе они, явно и недвусмысленно, не верили глазам.

— Я имею для вас опасную весть, — продолжая шокировать зрителей, Вася склонилась еще ниже. — В Городе неспокойно. Не все ведьмы признают вашу власть. Вправе ли я просить Вас о встрече с Вами и Вашим Ясным…

— Да, да! — вскликнула Маша. — Приходите к нам на Яр Вал. Я встречу у входа. В пять. Иначе вам не войти. Василиса Андреевна, разогнитесь, пожалуйста.

— Это великая честь для меня. — Выпрямившись, Вася попятилась задом.

«Все, — осознала Маша Ковалева. — Мне придется уйти из института. Если так будет и дальше…»

Но дальше было намного хуже.

Миновав коридор, Киевица наткнулась на щебетливую компанию студентов старших курсов. И пошла себе мимо.

Не тут-то было!

Из сердцевины компании к Маше скакнули две красотки — высокие, яркие, из тех, кто всегда смотрел на нее сверху вниз.

— Слава Вам, Ясная Киевица!

В коридоре образовалась абсолютная тишина.

Маша почувствовала себя восковой. Фигурой из музея мадам Тюссо.

Десяток пар глаз вылупились на нее — ее испуганно подпрыгнувшие и застывшие плечи, дешевые джинсы, кучеряво-рыжие волосы. Девушки, скрючившись, стояли пред Ясною Пани, видимо ожидая от нее ответной репризы.

Но этой репризы Маша не знала!

Кто-то хихикнул. Прочие молчали, тщетно пытаясь разглядеть в происходящем намек на розыгрыш.

— Спасибо, — глупо пискнула Ковалева. — Пожалуйста.

* * *

— Но самое страшное было, когда я дошла до аудитории. И Марковна, преподавательница, к которой я шла на консультацию, бросилась ко мне… А ей шестьдесят лет! Как я к ней послезавтра на экзамен пойду? А если она и на экзамене мне поклонится? Что обо мне другие подумают?

— Подумают, — беззаботно засмеялась Землепотрясная Даша, — что ты ей жуткую взятку дала. Тысяч десять, не меньше. Вот бабка умом и двинулась.

— У нее будут проблемы на работе, — траурно сказала Маша. — А потом я вышла на улицу, а там… Каждая десятая подходила ко мне. Как теперь по улицам ходить?

— Вот так же, наверно, чувствует себя Алла Пугачева! — высказалась певица. — Че ж я, дура, дома сижу? Опять же пора одежду мою из клуба забрать…

— Хорошо еще, в институт меня Катя на машине подвезла, — сказала Маша. — А обратно… Я и не подозревала, что в Киеве так много ведьм!

— Ты видела, сколько их на Купальском шабаше было — тысячи тысяч, — ответила Катя. — Я тоже заметила, что мне пару раз поклонились. Но я редко из машины выхожу.

Даша вскочила с дивана.

Рыжая кошка мешком свалилась с ее загривка и, недовольно крякнув, покосилась на чересчур импульсивную хозяйку.

— Пойду прогуляюсь! Землепотрясно! Мы, выходит, натуральные звезды!

— Подожди ты! — одернула ее Катерина. — Ты говоришь, не все ведьмы признают нашу власть? — обратилась она к Маше.

— Так Вася сказала, — разъяснила та. — И попросила разрешения прийти к нам сегодня. И я ей его дала.

— Не все признают нашу власть. — Катерина Дображанская хмыкнула, и ее рука вновь оказалась на книге Киевиц — книге Власти! — Что ж, я хочу на них посмотреть…

— Ну так разуй глаза, стерва!

Катя непроизвольно вздрогнула.

Трое, словно по команде, обернулись к распахнутым балконным дверям.

На лишенном подобающих подобному сооружению перил бетонном четырехугольнике Башни стояло странное существо с черной метлой в руках.

Черный кот Бегемот утробно мяукнул и кинулся под ноги пришедшей. Даша открыла рот. Маша замерла, глядя на незваную гостью, которая не могла прийти сюда.

Войти в Башню Киевиц могла только Киевица!

Существо ненавидяще усмехнулось и шагнуло в комнату.

— Я не желаю вам здоровья! — произнесло оно, с наслаждением выговаривая каждую букву.

И Маша поняла: эта непривычная фраза — не что иное, как вывернутое наизнанку «Здравствуйте!».

* * *

— Кто ты такая? — сурово вопросила Катя.

— Как ты сюда попала? — вырвалось из Чуб.

Пришелица поочередно обвела глазами их всех, примеряясь к каждой так, словно раздумывала, как бы поудобнее их ударить.

Она была страшно юной (если не сказать еще маленькой), настолько, что даже двадцатидвухлетняя Маша могла бы глядеть на нее с высоты прожитых лет.

Пятнадцать-шестнадцать.

Худая как щепка. Черноволосая. Остроглазая. Вострая. Казалось, она состоит из сплошных острых углов. Острые бедра, затянутые в черные брюки. Маленькая острая грудь, приплюснутая майкой с надписью «Very bad», и замерший на тонкой шее перевернутый сатанинский крест на цепочке…

Но Маша знала: перевернутый крест — символизирует вовсе не Сатану[3].