Мир смотрел на дома, оставленные им в XXI веке минут пять назад.
Шесть зданий, поместившиеся между бывшим Бибиковским бульваром и бывшей Фундуклеевской улицей, были единственными старыми домами Крещатика нынешнего.
И единственными знакомцами, встреченными им здесь — в 1894 или -5 году.
Но и их было невозможно узнать!
№ 42, где, на углу Крещатика и Богдана Хмельницкого, проживал центральный гастроном, только строился.
№ 44 был неподобающе мал. Видно, впоследствии его перестраивали не раз.
№ 46 был неподобающе нов.
За углом № 52 поднимался вверх Бибиковский — непривычно низкорослый, голый, пустой.
Машин спутник затравленно обернулся. С минуту, не веря, смотрел на немыслимо незнакомое пространство, где испокон веков (во всяком случае, так казалось ему) стоял огромный квадратный Бессарабский рынок.
Рынок был.
Но совершенно не тот. Маленькие, грязноватые будочки, лоточки-«рундуки», лавка с вывеской «Центовая торговля».
— Невероятно! — громко прошептал Красавицкий. — Бессарабская площадь без Бессарабки!
— Она и не Бессарабская, она — Богдана Хмельницкого, — сказала Маша.
— А та, что была у нас Богдана Хмельницкого?
— Софиевская, как и сейчас.
Великий Город явно невзлюбил Богдана. Киев пинал его имя, как мяч. Легко забыл его ради звучного словца «Бессарабка», рядом с которой, между шинками и грязноватыми магазинчиками, «отцы города» планировали поставить памятник «великому сыну».
Девять лет Город не мог наскрести денег на сей монумент….
Пять лет бронзовый Богдан вместе с коротконогим конем пролежал во дворе дома Присутственных мест — Киев не мог найти камень на его постамент…
Впрочем, Маша и сама не особенно любила Богдана — властителем ее души был Серебряный век.
И этот зарождающийся век был перед ней.
— Ладно, — с сожалением сказала она. — Некогда зевать. Мы уже упустили Анну и бонну. Лови Петуха.
— Какого петуха мне ловить? — не понял Мир.
— Извозчика, — пояснила Маша, — так их называли в Киеве — Петухами.
— Они что, все были пидорами?
— Не смей обижать мой Киев! — полыхнула глазами она.
Мое время. Мой Кевъ, Kieff, Kiew, Kiev… Мой ГОРОД!
Мир понял ее.
— Прости, — сказал он тихо. — Куда едем? — деловито.
— В Царский сад. Я прочла заклинание: увидеть то, что нам нужно узнать. Анекдот.
— Там будет что-то смешное?
— Анекдот, — торопливо осведомила его Ковалева, — только в наше время обозначает что-то смешное. А раньше это слово обозначало любопытную историю. Значит, скорее всего, мы увидим, как Анна нашла свою Лиру. Если она ее, конечно, нашла. Ну же, лови! На санях мы примчимся раньше и их перехватим!
Столбы и фасады домов украшали праздничные гирлянды. По традиции огромная городская елка стояла у здания Думы на бывшей Крещатицкой, ныне Думской, в будущем Независимости площади.
Только сейчас эта елка была не новогодней — рождественской.
Елку ставили на Рождество — 24-го, в Сочельник, Навечерье Христово.
И, кутаясь в пахнущий лошадиным потом и табаком ковер из саней Петуха, Маша страстно всматривалась в этот — новый — Крещатик.
— Похоже на деревню, — шепнул Мир.
— Неправда. Наоборот.
На взгляд Маши, с их последней встречи в 1884 году Крещатик подрос, превратившись из нескладного юноши в преуспевающего молодого человека, — вымахал в три этажа, обзавелся манерами: новыми витринами, кофейнями, фотоателье, канализацией и электричеством.
Посреди проезжей части выстроились в ряд четырнадцать дуговых фонарей.
Место, которое меньше ста лет тому представляло собой абсолютную пустоту, прозванную киевлянами «Козьим болотом» — глубокую долину между Верхним Печерском и стоящем на противоположной горе Киевским акрополем, — уже превращалось в «наш Невский проспект». В улицу 150 магазинов, уместившихся на 1200 метрах едва ли не самой маленькой в мире главной улицы Города.
— А знаешь, — обернулась Маша к Миру, — в 1886 некий полковник Фабрициус предложил расширить Крещатик до Днепра, снеся гору Царского сада! Хорошо, что его не послушались.
Переживший первый приступ «строительной горячки» Крещатик впал в новую лихорадку — торговую. Вся торговля с Подола и Печерска переселилась сюда. Тут можно было купить все — от гвоздей и булавок до обручальных колец от Маршака, технических новинок и концертных роялей. Большие и маленькие, теснившие и вытеснявшие друг дружку магазины и магазинчики оккупировали первые этажи всех домов…
Включая первый этаж Киевского дворянского собрания, где обитал сам предводитель дворянства и проводила досуг местная аристократия.
Включая первый этаж пристроившегося рядом с «дворянами» здания Городской думы, из-за которой Крещатицкая-Думская площадь перестала быть площадью, сравнявшись с одноименного улицей.
Включая первый этаж еще незнакомого Маше — (знакомого лишь по фото) — построенного в 1886 ренессансного дворца Киевской биржи, поместившегося рядом со слишком знакомым ей кафе Семадени, где она ела мороженое с Мишей Врубелем, где он сделал ей предложение, где она не успела сказать ему «да»…