Выстрел ценой в битву

Гурьев подвел новоиспеченного члена группы к ряду шкафчиков, открыл один из них и кивнул на комплект спортивной формы:

– Переодевайся.

В тренажерном зале он бегло осмотрел Генку своими добрыми и терпеливыми глазами на предмет выяснения, какие группы мышц у него нуждаются в тренировке, однако ни одной группы мышц не нашел.

– М-да, – поскреб он подбородок. – Ладно, начнем с самого простого. С разминки…

Весь день капитан провел с Сидякиным: сначала в спортзале, затем в сауне и плавательном бассейне. После обеда дал двухчасовую передышку, но отдыхать не позволил, а повел в стрелковый тир, расположенный в подвальном помещении спорткомплекса.

Вдоволь настрелявшись из различных видов оружия, снова заставил попотеть в тренажерном зале. Ну, а завершил тренировочный день на стадионе, где заставил Генку пробежать три километра.

Ровно в семь вечера тот упал без сил в кресло «Мерседеса» и выдавил:

– Охренеть! Давненько я не испытывал такой нагрузки. Наверное, со времен учебы в университете.

– Устал?

– Не то слово.

– Это хорошо. Зато спать сегодня будешь как младенец. Сейчас подброшу тебя до дома.

– А что у нас по плану завтра? – без энтузиазма спросил Генка.

– В восемь утра встречаемся у входа на стадион. Начнем с пробежки. Потом – спортзал, сауна, бассейн. После обеда опять стрельба и спортзал.

– Из всего перечня мне больше всего по душе стрельба. В тире не так сильно напрягаешься и устаешь, – тяжело вздохнул приятель.

– Понимаю. Но и ты должен понять, эти тренировки нужны прежде всего тебе. Чем тяжелее приходится до отъезда, тем легче там, – неопределенно махнул рукой на юг Гурьев. – Поверь, мы все через это прошли.

– Куда деваться? Раз уж дал согласие – потерплю.

– Терпи, дружище. Ты идешь к успеху…

Чем ближе они подъезжали к Генкиному дому, тем молчаливее и задумчивее становился Сидякин.

– Ты чего такой мрачный? – пихнул его в бок Гурьев. – Самочувствие в норме?

– В норме. Только не по себе.

– Чего так?

– Я всегда побаивался резких изменений в жизни. А скоро произойдет слишком крутой поворот. Даже не знаю, чего ожидать в будущем. На душе кошки скребут, и даже боль в сердце сегодня ощутил.

– Геннадий Николаевич, должен заметить, что ты мало похож на биолога.

– Это почему же?

– Было у меня по жизни несколько знакомых из вашей среды. Правда, все врачи, но это ж ваша родня, верно?

– Да, у нас много общего.

– Так вот, все как один производили впечатления законченных циников. Им в шутку пройтись про неизлечимые болезни или про смерть человека – все равно что малую нужду за углом справить.

– К сожалению, есть среди нас такие. Я пытался приглушить в себе сострадание, сопереживание. Не получилось. До сих пор сердце сжимается, когда ради науки приходится умерщвлять подопытных животных.

– Тем не менее, Гена, ты сделал выбор и дал согласие участвовать в операции. Какие теперь могут быть сомнения?

– Я все понимаю, но…

– Что «но»?

– Неуютно. Страшновато. Зыбко…

– «Неуютно. Страшновато. Зыбко…» – передразнил капитан. – Ты кто, русский мужик или американская тряпка, которой после каждой встряски нужен персональный психолог?!

– Русский, – вздохнул приятель. – А чем мы, по сути, отличаемся от американцев?

– Чем?!

По правде сказать, нытье Сидякина достало, и Захар готов был вспылить. Однако, поразмыслив, решил действовать по-другому.

– Некоторое время назад моя группа выполняла одно не самое легкое задание в Афганистане, – начал он спокойным тоном. – Довелось встречаться с местными жителями. В том числе и с теми, кто воевал против наших войск в восьмидесятых.

– И что же? – равнодушно поинтересовался Генка, посматривая в окно.

– Спросил у одного из бывших известных полевых командиров, как им сейчас живется? «Воюем», – коротко ответил он. Я полюбопытствовал: «И как противник?» – «А, – махнул он рукой. – Это не мужчины. Кроме ракет они ничего не знают и не умеют. Мужчины так не воюют. Сначала сотня ракет, потом на горизонте появляется один солдат. Ты выйди на равнину! Один на один – как настоящий мужчина! И покажи свою силу».

– Интересное мнение, – слегка оживился Генка. – Кстати, я в молодости много читал про афганскую войну. Ну, и чем же закончилась ваша беседа?

– Старик рассказал одну занятную историю. Хочешь послушать?

– Давай.