- Ну, и о чём ты хочешь со мной поговорить?
Как все местные, она была беловолосой. Этого особенного белого цвета, которым бывают окрашены только волосы женщин расы нэрми - цвет молока, или луча элебро, если смотреть под углом к выстрелу. Комплекцией именно эта нэрми была поменьше и похудее Темай. Заострённые черты лица, усмешка стервы. Встретив такую в порту, я бы тоже, наверное, струхнул. От таких баб бывает много неприятностей. Но тут, в условно "моей" комнате, чем она могла быть для меня опасна?
Тётка, не прячась, облизала меня взглядом:
- Меня зовут Семиньяка, вне публичности можно Сема. - Точно потрахаться набивается. - Позволишь взглянуть на тебя без рубашки?
Оппа, я прям в восторге от прямоты подхода.
- Почему сразу не догола?
- Можно и догола, если тебя это не сильно смутит.
Одним движением, через голову, я стянул рубашку, потом, улёгшись на спину, принялся медленно расстёгивать штаны.
- Ты очень красив. У Темай великолепный вкус. Она часто бывает у тебя?
- А ты любишь дрочить на рассказы о чужих похождениях?
Тётка усмехнулась:
- Ну, мне интересна эта тема. Если тебе не сложно.
- У Темай хороший темперамент. Она заходит, конкретно потрахаться, почти каждый день. Хотя бы просто слегка перепихнуться. У неё хорошее тело, гибкое и упругое. Практически нулевая утомляемость. Хотя, на мой вкус, в сексе она скромница.
- По сравнению с другими эдзами?
- И с ними тоже. Хаинь более интересна в постели.
- У неё какие-то особенные игры?
- Не то чтобы что-то особенное, просто она более раскована. Тебе нужны подробности?
- Если можно, но про Темай.
- Она, обычно, приходит с какими-нибудь вкусностями. Долго наглаживает моё тело, - я, как бы демонстрируя, провёл ладонью по своей груди, меня веселила наша беседа, - потом усаживается на мои бёдра, плотно сжимает их коленями и спрашивает: "Можно?". Обычно, я в такие моменты объясняю ей всю глупость этого вопроса не совсем цензурными словами. Согласись, сидеть на эрегированном члене и спрашивать, нужно ли продолжение, это тупость!
Семиньяка кивнула:
- Наверное, она пытается быть предупредительной.
- Предупредительностью было бы спросить: "Ты хочешь меня сверху или снизу?".
- Она не спрашивает?
- Нет, она любит быть сверху, медленно опускаться на мой член, возить ладонями по груди, потом в какой-то момент терять самообладание и легко поддаваться, чтобы я перевернул её на спину и уже дотрахал в нормальном темпе.
- У тебя на бедре укус. Это она тебя укусила?
- Нет, это Хаинь. Отомстила мне за слишком медленную работу моего языка на её клиторе.
- Она...
С лёгким предварительным стуком в дверь, в комнату проскользнула упомянутая Хаинь:
- День добрый, сенатор. Боюсь, мне придётся прервать вашу беседу. По моим данным, на дом надвигается буря. Советую вам с сыном неспешно прощаться.
Оппа, а я уже настроился поиметь эту вуайеристку. Семиньяка, задумчиво, повернулась к вошедшей, думая, видимо, больше о том, как именно та меня укусила, а не о том, что она говорит сейчас.
- Что-то серьёзное, политик?
- Очередная сплетня, кинутая на растерзание не слишком охочим до правды журналистам.
Тетка поморщилась:
- Про генерала Темай?
- Про её мать. Но, к сожалению, честь наших предков сотрясает и наши стены.
- И сколько, вы полагаете, продлится скандал?
- Пару дней, думаю.
- Я хотела бы знать подробности.
О, да, такие, обычно, суют свой нос везде!
- Обязательно, сенатор, как только вытрясу их из родительницы моей дорогой эдзы и вашей будущей снохи, так сразу непременно пошлю и Вам весточку. Пока, к сожалению, у меня есть только сплетня, которая уже вот-вот будет опубликована в нескольких информационных изданиях.
Семиньяка поднялась:
- Что ж, тогда вы правы, политик Хаинь, мне стоит увезти отсюда сына. Было приятно познакомиться, Маркус.
Неспешным широким шагом она вышла из комнаты. Хайнь подмигнула мне:
- Ты знаешь, что Семиньяка один из самых ортодоксальных сенаторов и очень опасный человек. Но ты, кажется, умудрился понравиться и ей! У тебя талант! - и, скользнув взглядом по моей абсолютно пофигистичной ко всему происходящему голой тушке, добавила - хотя, разве такой красавчик может оставить хоть какую-нибудь женщину равнодушной?!
Райсель:
Это была катастрофа. Из дома директора Джессики меня забрала одна из эдз матери. Уже по её задумчивому виду можно было судить, что натворил я что-то очень страшное. Дома мама отвела меня в кабинет без трансляций:
- Объясни мне, как ты оказался в доме абсолютно чужой женщины без старших женщин, да ещё и спящий.
И тон, и мимика говорили, что она ужасно разочарована моим поведением. Как будто то, что я сделал, было... чем-то фатальным, необратимым. Почему? Что я такого сделал? Мама, мой первый сторонник, если я разочаровал её, что говорить об остальном мире! Выбора не останется!
- Я просто хотел поговорить с директором Джессикой ещё немного... подождать, когда она освободится...
- Райсель! Ты вошёл в дом чужой женщины! Не родственницы! Абсолютно один! Как, по-твоему, это воспримет общество?