Выстрел, который снес крышу

– Я же был в «Седьмой эре», так теперь это «Летнее время». И общежитие мое сгорело. Ну, общежитие ладно, красного петуха запустить несложно. А вот клуб выкупить… Или Эльвира это сделала, или кто-то другой, кто вместе с ней играет. Похоже, тут большие деньги крутятся… Кстати, а кому Корчина свои деньги завещала?

– А нечего завещать было. У нее только дом остался, ну и на счетах кое-что. Основные активы она на некоего Юрыгина Сергея Алексеевича переписала…

– А кто он такой?

В ответ Дарья лишь развела руками.

– Надо разбираться. Одно ясно: без Архиповой здесь не обошлось…

– Дело ясное, что дело темное, – совсем не весело улыбнулась женщина.

– И опасное, – добавил Павел. – Может, ты займешься другими своими делами? Не один же у тебя Козьмин в обороте.

– Нет, и без него дел хватает. Но у меня натура такая: все, за что берусь, обязательно довожу до конца…

– Так я и не предлагаю тебе отказываться от него. Ты работай с ним, а головоломку с Архиповой оставь мне.

– Хорошо, уговорил. Завтра в свой ресторан отправишься один. А пока отдыхай…

Дарья вышла из комнаты, и Павел обессиленно рухнул на постель. Ему действительно нужно было отдохнуть. И немощь, вызванная лекарствами, одолевала его, и долгий разговор утомил. Ему необходимо набраться сил для завтрашнего дня. Он должен будет найти преемника Горуханова, рассказать ему о кознях Эльвиры Тимофеевны.

2

Дарья мягко коснулась плеча. Утро уже, пора вставать. Сама она отправится на работу, а он – в ресторан «Золотая щука». Но так не хочется вставать. Пусть Дарья теребит его за плечо, ведь это так приятно.

– Вставай, завтрак стынет.

Завтрак – это хорошо. Но почему у Дарьи мужской голос? Причем знакомый…

Павел с ужасом открыл глаза и увидел санитара Сергеева. Одной рукой парень легонько толкал его в плечо, а в другой держал поднос. Каша, хлеб, масло, чай. Знакомое меню на завтрак. Знакомая одноместная палата. Но ведь все это осталось в прошлом… Или нет?

Павел шарахнулся от санитара, как от сатаны. Сел в изголовье кровати, подобрав колени к груди – как будто так можно было закрыться от возможного удара. Но Сергеев и не собирался бить его.

– А ну-ка, а ну-ка! – Он поставил поднос на стол, снова подошел к Торопову и, глядя на него без всякой агрессии, плавно поводил раскрытой ладонью перед глазами. – Кажется, отпустило тебя, – сказал он с ликованием хирурга, успешно завершившего сложнейшую операцию.

– Что отпустило? – скривив губы, исподлобья посмотрел на парня Торопов.

– Да то, что накрыло, то и отпустило.

– Ты меня накрыл. Почку, гад, чуть не отбил.

– Какую почку?

– Правую.

– Ничего я тебе не отбивал, – удивленно протянул Сергеев. Но, спохватившись, с добродушно-снисходительным видом махнул рукой. – Ну да, ты же по своему миру плутал…

– По какому своему миру?

– Да по такому, ходил здесь, как чумной, комиссара Мегрэ из себя изображал… Завтракать будешь?

– Знаю я вас, – мотнул головой Павел. – Что в чае там у вас намешано?

– Сахар в чай намешан.

– Галлюциногенный?

– Нет, обыкновенный, из сахарной свеклы. А может, из тростника, я точно не знаю…

– За идиота меня держишь?

Санитар выразительно развел руками. Дескать, нормальные люди в психушке не лечатся, а к убогим отношение особое – кто-то сострадает, кто-то глумится, а кто-то грешит и тем, и другим.

– Обычный завтрак, не придумывай ничего себе, – сказал он. – В постели будешь есть или за стол сядешь?

– За стол, – буркнул Павел.

– Тогда давай, трескай, сил набирайся.

Санитар ушел, а Торопов с опаской подошел к столу, сел, притянул к себе тарелку с кашей, обнюхал. Обычная овсянка, причем не на молоке, как обычно, а на воде. И масла совсем чуть-чуть, с наперсток, и хлеб не совсем свежий. Раньше ему на завтрак сардельки давали, сосиски, яйца вареные, а сейчас ничего. Да и каша наверняка с общего стола. А ведь раньше для него отдельно готовили… А может, сосиски, сардельки, масло большими кусками привиделись ему в том воображаемом мире, по которому он плутал, как выразился санитар? Возможно, не было никакой Дарьи Павловны? И клоуна не было. И Горуханова…

Каша давно уже остыла, а Торопов сидел над ней, заторможенно раздумывая, есть или не есть. И чай вызывал у него подозрения… Но был в больнице человек, который мог развеять или, напротив, усугубить эти опасения. Павел думал о ней, и она появилась.

Эльвира Тимофеевна мягко, но решительно взяла его за руку, развернула к себе лицом, ничего не говоря, поводила молоточком перед глазами, стукнула по коленке.

– Может, объясните мне, что все это значит?

– То и значит, что вы, Павел Евгеньевич, пришли в себя. Голова не кружится? – внимательно всматриваясь в пациента, деловито спросила врач.

– Нет.

– Тошнота?

– Нет… Хотя меня тошнит от всего этого.

– Да, я понимаю.

– Что вы понимаете?

– Ярко выраженный иллюзорный мир, смешанный с действительностью. Видения, вымышленные персонажи, душевные переживания, и это притом, что психика у вас не устойчивая. Но при этом вы вели свое расследование. А я вам не мешала… Я помогла создать вам этот мир, и очень хорошо, если вы из него вышли без разрушительных для психики последствий…

– Где Дарья Павловна?