Выстрел. Дело, о котором просили не печатать

Старик с перекошенным от гнева лицом скомкал письмо в руке и запустил пальцы в свои седые волосы, остриженные под гребенку. «Почему Томас Луар уезжает, если он любит Мадлен?» — думал он. Эта мысль не давала ему покоя. Тут снова скрывалась какая-то тайна.

— Я узнаю все! — пробормотал он глухим голосом. — Я узнаю все сегодня же!

Так как конверт был разорван, письмо не могло быть передано Мадлен, она не узнает ничего и не придет на свидание. «Но, — подумал Гонсолен, — если она не придет, Томас, возможно, отважится пробраться в дом и постарается увидеться с ней». Гонсолен решил притвориться, что уезжает, вернуться вечером и проследить за лесорубом. Через час он предупредил Мадлен о своем отъезде.

— Куда ты едешь, друг мой? — спросила она.

— Хочу провести два дня у Обюрто в Мусьере. Ты знаешь, что меня давно приглашали на охоту. Вернусь послезавтра.

Мадлен подставила ему лоб, как делала всегда, и старик запечатлел на нем холодный поцелуй. Она проводила его до калитки сада. На прощание муж сказал ей:

— Кстати, сегодня утром я получил письмо от Франсуа Горме. Он, конечно, передает тебе поклон. Ты найдешь письмо на моем письменном столе.

Гонсолен уехал. При последних словах мужа Мадлен вздрогнула. Она вспомнила, что Франсуа сказал ей в самом начале их романа. «Когда я напишу Гонсолену, это будет означать, что в условленном месте тебя ждет письмо». Она провела немного времени дома, чтобы убедиться, не передумает ли ее муж, потом побежала в лес и приподняла мшистый камень под сосной. В ее действиях не было ни малейшей нерешительности. Обнаружив письмо, она распечатала его и лихорадочно пробежала глазами.

«Уже несколько дней, — писал Франсуа, — я езжу к больному в Мусьер, но в Бушу смог попасть только вчера. В эту ночь я буду здесь, буду тебя ждать. Лошадь я оставлю в Мусьере. Я постараюсь увидеться с тобой без лишних свидетелей, ради нашей общей безопасности и из опасения возбудить подозрение слишком частыми визитами. До свидания, увидимся вечером».

IX

В тот вечер, когда было назначено это двойное свидание, и начался наш рассказ. У сен-клодского подпрефекта устраивали бал. Читатели знают, при каких обстоятельствах генерал Горме узнал от своего сына об убийстве Гонсолена. Так что теперь мы продолжим наш рассказ с первой главы.

Утром в Бушу приехали судебный следователь Дампьер и прокурор Фульгуз. Доктор Маньяба, поспешивший в город, провел ночь в доме Гонсолена. Гиде встретил судебного следователя и прокурора со слезами на глазах. Передав сообщение о трагедии, лесничий вернулся в Бушу.

— Проводите нас к госпоже Гонсолен, — потребовал судебный следователь.

— Ах, это невозможно!

— Почему?

— Она без сознания, господин доктор думает, что в ближайшее время она не очнется.

— Скажите доктору Маньяба о нашем приезде и вернитесь вместе с ним. Вы нам нужны. Позаботьтесь также, чтобы никто из тех, чьи показания могут быть полезны для следствия, никуда не отлучался.

Фульгуз и судебный следователь расположились на нижнем этаже, в той комнате, которая служила Гонсолену кабинетом. Через несколько минут к ним пришли доктор и лесничий. Маньяба, предвосхищая вопросы, которые читал в глазах обоих, указал на Гиде и сказал:

— Лесничий первым даст вам показания, потом буду говорить я.

Гиде сильно волновался. Крупные слезы катились по его загорелым щекам, а губы были плотно сжаты под густыми седыми усами. Он несколько раз принимался говорить, отирая слезы рукой.

— Извините меня, господин судебный следователь, и вы, господин прокурор, — наконец начал он, — если я говорю не с тем хладнокровием, которого вы, без сомнения, ждете от меня. Но я пятнадцать лет служил господину Гонсолену, и между нами никогда не возникало разногласий. Вы понимаете, это ужасное несчастье…

— Соберитесь с силами и расскажите нам все, что знаете.

— Ах! К несчастью, совсем немного. Мы с моим товарищем Рамаже договорились караулить через ночь. Вчера была моя очередь оставаться в постели, я крепко спал, как вдруг меня разбудил выстрел. Я подумал: «Опять эти браконьеры! Они, похоже, совсем потеряли стыд». Я встал, оделся и вышел во двор с ружьем. Иду по сосновой аллее, вдруг из-за деревьев выскочил неизвестно откуда какой-то высокий человек, сбил меня с ног и побежал к стене. Тьма была — хоть глаз выколи. Очевидно, так бежать мог только виноватый, не правда ли? Я, не вставая, а по-прежнему растянувшись на снегу, выстрелил из ружья в ту сторону, куда убежал мужчина. Промахнулся я или попал — не знаю. Стрелял я наудачу. Хотел выстрелить еще раз, как вдруг услышал громкие крики в доме: «Помогите! Помогите! Убивают!» Тогда я кинулся туда. Это кричала горничная госпожи Гонсолен из окна гостиной. Когда я вошел…

Лесничий запнулся, слова с трудом вырывались у него из горла.

— Продолжайте, — попросил Дампьер.

— Ах, господин судебный следователь, какое зрелище! Даже если бы мне пришлось прожить сотню лет, я сохранил бы воспоминание о нем. Ужас!..

Он опять прервался. Члены судебного ведомства уважили его молчание. Наконец лесник немного успокоился и продолжил: