Высший пилотаж киллера

– Вам тоже не спится? – Она шмыгнула, вынула платок, снова сунула его в карман.

– Ходил, проверял сигнализацию.

Мой ответ был, конечно, глуп, но она не стала к нему придираться.

– А я вот… – Она все-таки вытерла слезы. – На огонь смотрю.

– И плачешь?

– Да, и плачу.

– Почему?

Казалось, она не услышала меня. Она снова смотрела на огонь, и снова по ее щекам потекли слезы. Теперь в отсветах неверного огня я видел их очень хорошо.

– Чем вызваны слезы? Могу я помочь?

– Что? Ах, помочь? Конечно, вы что-то делали на кухне, принесите, пожалуйста, чаю.

– Это способ остаться в одиночестве?

– Пожалуй, – она согласилась нехотя, но все-таки согласилась. Сильная женщина. – Тогда говорите что-нибудь, мне станет спокойнее от вашего голоса. – Она мельком посмотрела на меня. – Такого не было ни с кем другим, кроме Веточки.

– Так вы ее вспомнили?

Она снова посмотрел на меня.

– Вы или на «вы» со мной, или на «ты». Когда вот так все меняется, довольно трудно это перенести.

Я вздохнул.

– Тогда лучше на «вы». Не могу я иначе… Не понимаю почему, но не получается.

Она кивнула.

– Ну и правильно. Калекам…

– Ерунда! Я каждый день вижу массу людей, духом покалеченных гораздо больше, чем вы.

Мы помолчали.

– Зато, – нашлась она наконец, – это не так бросается в глаза. И у них могут быть… Дети.

Я пожал плечами.

– Ну, с детьми, кажется, и у вас может быть все нормально, есть технологии…

Она со злобой посмотрела на меня.

– Я не дойная корова, чтобы меня искусственно осеменяли.

Я вздохнул.

– Эту проблему каждый решает по-своему.

Но вспышка у нее уже проходила.

– Да, я знаю. – Она попробовала убрать прядь с виска. – К тому же и искусственное оплодотворение – не самое скверное, что может быть. Только у нас за осложненную операцию родов никто не возьмется.

– Нужно в Германию ехать, – подсказал я. – Почему именно в Германию?

– Там наших в Берлине очень много. А диаспора – великая поддержка.

Она поморщилась. Вероятно, я слишком разошелся с ее мыслями или, наоборот, слишком попал.

– Наших, благодаря усилиям политиков и прочих идиотов, везде много.

Я кивнул, соглашаясь. Я чувствовал, она уже в состоянии сказать что-то очень потаенное, к чему у меня потом, может, никогда больше не будет доступа. Но мне не хотелось ее подталкивать, я просто ждал.

– Я уеду, вот решила, что уеду, так и будет. Но у меня здесь еще есть дело.

– Хотите за сестру посчитаться?

– Догадаться, наверное, не стоило труда?

– Ну, как сказать. Мне, может, и не стоило.

– Хорошо, – она положила руки на рукоятки колес. – Спасибо, что разделили ночное одиночество одной полоумной, мстительной старухи. Покойной ночи.

Я промолчал. Опять у меня ничего не получилось.

Задев неловко стол, она выкатила из комнаты. Я подумал, не подбросить ли дров в камин, в комнате все-таки было очень прохладно, непонятно даже, как Аркадия выдерживала это в одном халате… И ничего подбрасывать не стал.

Потом попытался вспомнить ее слова. Но вдруг стал вспоминать ее профиль, ее руки, локоны, превосходный халатик, чуть разошедшийся на груди… Эх, не будь она калекой, у нее мигом появился бы повод сомневаться в неизбежности искусственного оплодотворения. Уж я бы не преминул восполнить почти полугодовую разлуку с Галей.

Впрочем, будь с Аркадией все в порядке, меня бы тут не было, а был бы, наверное, Шеф. Или еще кто-то. Мне редко везет, не повезло бы и на этот раз. Ни до чего не дойдя даже в этих своих предположениях, я отправился спать.

Глава 30

Завтрак был так же изыскан, как вчерашний обед. Салфетки, салаты, блеск фарфора…

Аркадия сидела в своем кресле как королева, гордо выпрямившись, с высоко поднятым подбородком. А ее шея, казалось, выросла не меньше, чем на пять сантиметров. Как это женщины умеют – ума не приложу.

Но, несмотря на эти внешние признаки неприступности, компенсирующие, вероятно, некую неустойчивость, вела себя она вполне достойно. Блеск глаз, твердые движения рук, ласкательные прикосновения к прибору – все говорило, что она не просто спокойна, а еще и получает от своего спокойствия удовольствие.

Мне, что бы там ни случилось ночью, приятно было на нее смотреть. Во-первых, потому что спокойна, во-вторых, потому что я ей не нужен. Сегодняшним утром перспектива быть слишком близким – даже по-дружески – с этой женщиной испугала бы меня до смерти. Думаю, и ее сильно задели бы какие-либо попытки товарищества с моей стороны.