...Маленькая божья коровка неспешно ползла вверх по длинному стеблю. Острый сладкий запах свежего сена щекотал ноздри. Размеренно поскрипывали колеса... Телегу слегка встряхивало на каждой кочке неровной проселочной дороги.
Маша полулежала на куче сухой травы, с удовольствием ощущая легкое покалывание.
Высоко в небе плыли облака, у горизонта багровела полоска заката, а прямо перед ней, у самых глаз, упрямо карабкалась вверх божья коровка.
Маша подставила палец, и жучок переполз на него.
— Божья коровка, полети на небо... — тихо шепнула Маша. Свободной рукой она нашарила сумочку и на ощупь открыла, чтобы достать очки... И тут только поняла, что видит все ясно и отчетливо: и крохотные черные точки на красном панцире, и мягкие серые подкрылки, которые «коровка» медленно, словно нехотя, расправляет, готовясь взлететь...
Еще никогда в жизни Маша не видела так хорошо, как теперь! Она поморгала, закрыла глаза... Потом вновь осторожно открыла их, опасаясь, что знакомая расплывчатая пелена, как всегда, размоет очертания предметов...
Нет! Каждая травинка была видна, и даже тонкие усики божьей коровки, замершей на ее пальце...
Не может быть! Это просто чудо! Проклятая дальнозоркость внезапно пропала! Маше больше не надо носить уродливые огромные очки, делающие ее похожей на лягушку!
Она вспомнила, что так же отчетливо видела перед собой каждую ресничку вокруг глаз Иоанна, когда очнулась от забытья. Тогда Маша не придала этому значения...
Значит, потеря зрения после перегрузки в бешено крутящемся самолете обернулась совершенно неожиданной стороной...
— Ну давай, принцесса! Не ленись!
Сидящий на козлах впереди старик лениво стегнул лошадь кнутом. Старая доходяга скосила глаз и тяжело вздохнула. Может, в пору жеребячества она и была похожей на принцессу, а теперь это казалось насмешкой.
— Не гоните, — вступилась Маша. — Засветло успеем.
Эта груженная сеном телега как раз тащилась мимо, когда Маша выбралась за ворота клуба. Дед ехал в Дятьково, там тоже была станция, и Маша решила, что лучше сделать крюк, прокатившись на заманчиво пахнувшем сене, чем топать ногами несколько километров.
Они свернули с асфальтового шоссе на местный «кишкотряс» и медленно покатили вдоль лесозащитной полосы как раз в тот момент, когда Иона торопливо заводил свой «мерседес».
Маша слышала, как вновь лязгнули за ее спиной ворота, как помчалась по шоссе машина...
Да пусть он едет куда угодно, к кому угодно! Короче, пусть катится! С ветерком! Попутного ветра! Какое ей дело до этого наглеца? Было горько, что она в нем обманулась... Впрочем, сама виновата! Он обычный самец, такой же, как все. Могла бы и раньше это понять...
— Машенька, не надо обижаться. Я понял, что был не прав... Дай мне шанс, и я докажу тебе...
— Поздно. Я готова признать, что испытывала к вам некие чувства, но теперь — нет!
— Подожди, не уходи! Я умоляю тебя...
— Перестаньте. Не разочаровывайте меня. Я не могу видеть, как унижаются мужчины...
...Нет, не так! Слишком выспренне, как в слащавых дамских романах.
— Маша, я не смог сдержаться, потому что люблю тебя...
— А что вы называете любовью? Разве вам знакомо это чувство? Вы путаете его с сексом. Вам лишь одно нужно... Всем вам!
Стоп! С какой радости он будет признаваться ей в любви? Он хочет ее — это правда, это Маша чувствует и сама... Но не надо фантазировать: Иона не давал для этого повода... А жаль...
— Я грубое животное, мной владела похоть... Только сейчас я понял, что ты заслуживаешь другого отношения...
— Я рада. Ха-ха! Но теперь мне все равно.
— Я не знал, что ты не такая, как другие...
— Почему? Я тоже хочу быть любимой. Я хочу стать женщиной... Но не так, как привык ты... Ты умеешь только брать, не считаясь с чувствами другого человека!
— Почему ты меня отталкиваешь?
— Ищи себе другую игрушку!
Ах, как хотелось Маше найти точные язвительные слова, чтобы гордо бросить их в лицо Ионе! Как хотелось услышать униженные слова раскаяния...
Воображение рисовало все новые и новые сцены, но все они были похожи друг на друга... И все придуманные диалоги упирались в тупик. Она уходила, а он оставался. Они говорили на разных языках.
Маша горько усмехнулась: как всегда, сильна задним умом. С самого начала следовало вести себя совсем не так. Что заставило ее забыть осторожность? Зачем поддалась она глупому желанию вновь увидеть Иону? Ведь знает уже по собственному горькому опыту, что время лечит, позволяет забыть тех, кто когда-то волновал ее неопытные чувства. И через год-другой Маша уже с удивлением думала, как могла она вообразить себе, что ее привлекал этот никчемный человек?
Она ворочалась ночами с боку на бок и раскладывала по полочкам все достоинства и недостатки и с каждым разом находила все больше отрицательных черт в том, кто казался прежде прекрасным принцем.
Она закрыла глаза и попыталась проделать привычную «вивисекцию» с Ионой.