Высший пилотаж

Слева — конструктивистское здание из стекла и бетона. Увидев прибывший катафалк, туда сразу побежали несколько гонцов.

Они взлетели по лестнице и ворвались в медицинский кабинет, где Карлсон обследовал Иоанна:

— Доставили!

Однако Соколов и сам уже услышал гудок. Не слушая больше возражений медицинского светила, он соскочил с лежанки и бросился к выходу как был: облепленный датчиками, обмотанный проводками.

Штекеры и клеммы повыскакивали из своих гнезд, приборы зашкаливало, какой-то сложный диагностический аппарат заискрил.

— Куда! Самоубийца! — заголосил Валерий Сергеевич.

— Пустяки! Дело житейское! — на бегу бросил ему Иоанн.

Обломки «Детройта» сгрузили на землю. Мужчины стояли вокруг погибшего биплана в суровом молчании.

Пожилой механик Даниил Семенович держался за рычаг управления, точно пытался прощупать человеческий пульс. Это не удалось, и механик констатировал смерть:

— Финита.

Он содрал с белой головы молодежную бейсболку. Все, кто был в головных уборах, последовали его примеру.

Соколов, босой, облаченный только в плавки и датчики, ощетинившийся проводами, вдруг опустился на колени и приник лбом к ветровому стеклу. Он не боялся, что выпачкается в машинном масле. Он привык к машинному маслу.

Люди с удивлением увидели, что его мощные плечи вздрагивают. Иоанн плакал.

— Дурит шеф, — тихо заметил кто-то из окружающих.

— Надо позвать Карлсона, — поддержал другой. — Пусть проверит: вдруг у Ионы сдвиг по фазе!

— А я его понимаю, — возразил третий. — Я тоже так ревел, в детстве, когда у меня сломался самокат.

— Так то — в детстве...

— Зато «Детройт» лучше самоката. Он летает.

— Летал, — поправили его, напомнив, что речь идет о покойнике. — Честно говоря, его срок вышел давным-давно, зажился старик.

— Об умерших — либо хорошо, либо ничего.

— Помолчим.

Помолчали.

А к ним уже колобком катился разъяренный Карлсон:

— Идиот! Параноик! Кретин с неустойчивой психикой!

Механик угрожающе шагнул ему навстречу:

— Вы о ком это, уважаемый?

— Сами знаете о ком!

К механику присоединились два вертолетчика — те самые, что забирали Соколова из «Солнечного»:

— Про нашего хозяина так... не принято. Нам это не нравится. Мы, знаете ли, можем обидеться.

Толстый Карлсон ничуть не испугался. Решительным движением пухлой ручонки он отодвинул в сторону рослых авиаторов:

— Для вас — хозяин, для меня — пациент. Ему нужен строгий постельный режим, ясно? А у него — пропеллер в заднице. Ну? Чего уставились? Ах как весело!

Летчики действительно начали пересмеиваться:

— Карлсон Ионе свой пропеллер одолжил!

У доктора был тонкий слух:

— Одолжил?! Он сам у меня его спер. И вставил себе в анальное отверстие. Думает, с высоты сигать без парашюта — все равно что плюшки воровать. А тут, дорогие мои, пахнет компрессией позвоночника и прочей прелестью. Я это утверждаю как опытный Карлс... то есть врач.

— Да он же здоров как бык, — растерянно проговорил механик, ошарашенный напором Валерия Сергеевича.

— И упрям как осел, — продолжил реплику смельчак доктор. — Ему надоели самолеты. Он хочет кататься в инвалидной коляске.

Иоанн тем временем поднялся. Лицо его снова было бесстрастно. Он даже слегка улыбался, слушая перебранку, вспыхнувшую по его милости.

Решил вмешаться:

— Валера, успокойся, мы все знаем твой девиз: «Лечиться, лечиться и лечиться, как говорил великий Гиппократ!»

Он поднял к небу руку, как некогда Ленин на многочисленных памятниках, и вдруг, резко побледнев, схватился за больной бок. Стиснув зубы, застонал и стал медленно оседать.

— Что делать, доктор? — робко спросил кто-то.

— Ловите! Встали, как истуканы, — скомандовал Карлсон, которого в этот миг все единодушно признали главным. — Ко мне его, на кушетку! Лечиться, лечиться и лечиться. Да.

Подумал и отдал дополнительный приказ:

— У дверей поставьте часовых. И чтоб нести вахту круглосуточно! Я его знаю: все равно предпримет попытку к бегству!

— Стрелять без предупреждения? — съязвил было механик, но товарищи тут же одернули его. Всем было не до смеха. Среди присутствующих не было человека, который не любил бы Иоанна Алексеевича.

Если Машина жизнь — как дома, так и на работе — протекала в «бабьем царстве», то Иоанн Соколов главенствовал в царстве сугубо мужском.

Он был единоличным владельцем большого частного аэроклуба.

Иоанн любил риск во всем: как в головокружительных полетах, так и в головокружительных коммерческих мероприятиях. Может быть, поэтому к нему были благосклонны как небо, так и деньги.

Но к личной роскоши и накоплениям он никогда не стремился: не любил ничего неподвижного, оседлого, стабильного. Средства его оборачивались так же стремительно, как движутся в небе реактивные лайнеры. Прибыль же тратилась на новые самолеты и на людей, которые обслуживали их. Все, кто имел отношение к аэроклубу «Гелиос», могли быть спокойны за свой завтрашний день. И за послезавтрашний тоже.

Штат клуба состоял в основном из бывших военных летчиков и десантников. Среди них были и ветераны Афганистана, и однополчане самого Соколова. В последнее время появился молодняк: ребята, отслужившие в Чечне.