Высший пилотаж

Если она вновь появится, притворюсь совершенно равнодушным. Негоже вторгаться в чужую семейную жизнь, тем более что я в неоплатном долгу перед этой супружеской парой.

А что это чернеет в дальнем углу, возле печки? Куча тряпья? Старые одеяла? Не разглядеть.

Там какое-то движение. Это не тряпки, а живое существо. Причем существо человеческое.

Кто мог лежать прямо на полу? Уж наверняка не хозяева. Те-то небось забавляются наверху, в супружеской спальне: видимо, резная лесенка ведет именно туда.

Человек в углу поднялся на ноги. Он неуклюжий, маленького роста, коренастый и широкоплечий. Идет сюда. А шаги-то у него легкие, невесомые. Протягивает руку к выключателю.

Вспышка. Зажмуриваюсь. Глаза должны привыкнуть к свету.

Привыкли, и... быть того не может: неуклюжий карлик оказался той самой девушкой из сказки. Вернее — женой хозяина. Непонятно, почему она спала на полу, обряженная в уродливую брезентовую куртку, пригодную разве что для дорожных рабочих. Как ей неудобно двигаться в этом видавшем виды скафандре!

Она оборачивается ко мне. Становится так больно от взгляда ее карих глаз!

Больно оттого, что она принадлежит другому...

...Мой гость посмотрел на меня, едва я включила свет, и почему-то мне стало почти физически больно от взгляда его черных глаз. Стыдно за мой внешний вид, за эту заскорузлую ветровку. Захотелось сбросить ее, но не выходило из головы язвительное замечание Антона:

— Не соблазняй его пока своими голыми плечиками.

Неужели мужчины не могут думать ни о чем другом, кроме... Неужели мой пациент тоже озабочен только «этим»? И если я сниму куртку, решит, что моя цель — соблазнение? Не может быть, на вид он такой благородный!

А я? В чем-то обвиняю мужчин, а сама? Вместо того чтобы справиться о его самочувствии, рассуждаю о каких-то глупостях.

Да и какая разница, во что я одета. Все равно такой, как он, никогда в жизни не обратит внимания на серую мышку вроде меня. Я слишком заурядна для него. Слишком невзрачна. И... слишком стара.

Старая дева. Синий чулок.

Решено. Снимаю эту рухлядь. Тем более что твердые брезентовые рукава сковывают свободу движений и мешают обработать рану...

Не забыть выяснить, откуда ему известна моя фамилия. Может, был знаком с отцом и посещал этот дом раньше?..

— Ну, как вы?

— Спасибо. Голова немного кружится. Да бок побаливает. А так — вполне бодр. Я ваш должник.

— Бросьте!

— Что это за прихоть — спать на полу? Можно простудиться.

— А что это за прихоть — падать с неба? Можно разбиться.

— Скажите, мой «детройт-паркс», наверное, приказал долго жить?

— Кто это? Вы были не один?

— Мы падали вдвоем.

Маша испугалась:

— Выходит, я не заметила второго человека? Наверное, его при аварии отбросило в сторону? Господи, надо бежать искать!

Летчик улыбнулся:

— Вы спасатель по профессии или по призванию? Успокойтесь, речь идет о моем биплане. Его звали «детройт-паркс» П-2А модификации «спидстер». Мой старый надежный товарищ.

— Ничего себе надежный!

— Так он погиб?

— Боюсь, что так.

— Бедняга. Ну что ж... зато он познакомил нас с вами. Кстати, меня зовут Иоанн.

— Серьезно? Я думала, вы так бредите. Что-то вроде мании величия: Иоанн Креститель, Иоанн Грозный и тому подобное. Странное имя. Извините, не хотела вас обидеть.

— Обижаться — на вас?! Шутите. Уж обижаться — так на собственного папашку, который так окрестил сыночка. Если вам больше нравится — зовите меня Ионой, как мои друзья. Тоже, правда, имечко то еще. Скорее — кличка.

— А можно называть вас Иваном? Проще и привычнее.

— Угу. А еще лучше — Ванечкой!

— Мы не настолько близко знакомы.

— Правильно, леди. Наглецов надо ставить на место. Извините за фамильярность. Это так... сорвалось. Впредь не повторится.

— Надеюсь.

— Но... все же хотелось бы узнать и ваше имя. Это ведь не слишком большая наглость?

— Разве вы не знаете?

— Знаю? Откуда?

— Вы мою фамилию называли.

— Быть не может! Вам показалось.

— Ну, я-то, кажется, не бредила. Вы четко произнесли: Колосова.

— Колосова... Колос... — летчик на минуту задумался, а потом засмеялся. Смех отдавался болью в боку, однако он не мог остановиться. — Значит, у вас и фамилия такая же пшеничная!

— Что тут смешного — не понимаю.

— Да ничего смешного. Простите. Очень хорошая фамилия. Земная такая, спокойная, урожайная. Не то что моя — птичья: Соколов. Может, из-за нее мне и нравится порхать под облаками.

— Вы не ответили на мой вопрос.

— Откуда я ее знаю, вашу фамилию? — Летчик не стал распространяться насчет своих видений. Понял: это может быть истолковано как заигрывание. Женщина-то, видимо, строгих правил. Или просто боится мужа, который может в любую минуту войти. Надо было как-то выкрутиться. — Сам не пойму. Вспомнилось что-то в бреду, из прошлого. Например, в институте мы изучали труды Николая Колосова, был такой физик.

— В институте? — подозрительно переспросила Маша.

— А что, я не похож на человека с высшим образованием? Рожа глуповатая, да? Иоаннушка-дурачок?

Теперь уже Маше стало неловко.

— Да я не то хотела сказать.

— Чего уж там! Сам знаю: на интеллектуала не тяну. Не по нутру мне сидеть на одном месте и обдумывать разные серьезные проблемы.