Высшая раса

От моста, единственного пути отхода на другой берег, они были надежно отрезаны, и немцы не торопились, выжидая, когда у русских закончатся патроны. Они зажали горстку бойцов за корпусом старой баржи и не давали им оттуда высунуться.

Со стороны моста слышалась стрельба. Там продолжал драться, отступая, Венский гарнизон, почти полностью уничтоженный в течение всего лишь одних суток. Уничтоженный скорее даже не физически, а морально. Солдаты, привыкшие побеждать, были ошеломлены легкостью, с которой враг убивал их в ночной темноте и при свете дня.

Тем, кто столкнулся с немцами днем, пришлось даже хуже. Солдаты Венского гарнизона не боялись реального противника, равного им по возможностям. Но как сражаться с тем, кто может кидать гранаты с потрясающей точностью на сотню метров, бегает в два раза быстрее братьев Знаменских[47] и стреляет словно опытный сибирский охотник?

Почти все, кто в первый раз сталкивались с такими возможностями противника, испытывали невольный шок и на некоторое время терялись, отказываясь верить собственным глазам.

К счастью, суперсолдат у немцев оказалось не так много, но пока удалось в этом разобраться, немцы дошли почти до Гюртеля.[48] Там, ценой огромных потерь, их удалось задержать, но всего лишь на несколько часов.

Правый берег Дуная был потерян. И не признать это было бы глупостью.

Немцы прекратили стрелять, и до окруженных солдат долетел полный сознания собственного превосходства голос:

– Сдавайтесь! Ми сохраним вам жизнь!

В выкриках этих звучала насмешка, и у Усова они вызвали странную ярость, похожую на бешенство попавшего в ловушку зверька, который скорее откусит себе лапу, чем покорится судьбе. Судя по лицам соратников сержанта, они испытывали схожие чувства.

– Хрен вам! – крикнул Усов так громко и злобно, что сам поразился. – Лучше сами сдавайтесь!

Он хотел добавить еще что-то обидное, но смолк, пораженный странным звуком, пришедшим со стороны реки, – тарахтением мотора. Не успел сержант повернуться, как где-то на воде глухо ударила пушка, и почти сразу выше по берегу, где размещались немцы, раздался взрыв.

– Ура! – завопил кто-то рядом. – Наши!

Усов повернулся к реке, и сердце его подскочило от радости. Волоча за собой шлейф дыма из трубы, к берегу подходил бронекатер Дунайской военной флотилии.

Еще раз ударила с него пушка, а затем с борта закричали:

– Плывите сюда! Мы вас прикроем!

Под стрекотание бортовых пулеметов солдаты, еще десять минут назад считавшие себя обреченными, ринулись к воде. Она оказалось теплой, и плыть было приятно.

Немцы, придавленные к земле огнем, не стреляли по уходящим. Берег молчал, словно вымер.

Когда Усов, мокрый, как выдра, взобрался на борт судна, с юго-востока донесся приглушенный раскат, словно чихнул великан. В полном смятении сержант посмотрел в ту сторону. На том месте, где был мост, геройски спасенный от уничтожения в апреле, поднималось громадное облако пыли. Сквозь него проглядывали какие-то шатающиеся колонны.

Когда пыль рассеялась, катер был на середине Дуная и шел к левому берегу. На месте моста остались сиротливо торчать несколько опор, а вода под ними потемнела от грязи.

– Вот фрицы проклятые! – сказал кто-то. Усову же от такого зрелища захотелось плакать. В полном изнеможении он улегся прямо на палубу и закрыл глаза.

Глава 9

Но где же та молния, что лизнет вас своим языком? Где то безумие, что надо бы привить вам? Смотрите, я учу вас о сверхчеловеке: он – эта молния, он – это безумие!

Фридрих Ницше, 1881

Верхняя Австрия, город Линц

29 июля 1945 года, 15:13 – 17:23

Петр, следуя за изгибом берега, вошел в город с северо-запада. И почти сразу заблудился в узких кривых улочках пригорода. Дома здесь были старыми и грязными, а люди выглядели оборванными и голодными.

А когда капитан обратился к старику, сидящему перед домом на лавке, – узнать дорогу на Кенигштрассе, то был поражен реакцией. Австриец боязливо взглянул на спрашивающего и сжался, словно ожидая удара.

Коротко пробормотав, что искомую улицу надлежит искать в юго-восточной части города, пожилой житель Линца затих, вперив взгляд в землю. Чужак внушал ему явный ужас.

Пожав плечами, Петр зашагал в указанном направлении. Дома постепенно становились лучше, а улицы – прямее и шире, но с каждым шагом всё сильнее ощущалась атмосфера страха, висящая над городом. Прохожие были немногочисленны, в их движениях сквозила нервозность. Глаза всех без исключения были опущены. Даже собаки выглядели побитыми.

Когда Петр вышел из узкого проулка на довольно широкую улицу и прочитал на доме напротив надпись «Цигейсштрассе, 13», то до него донесся крик: «Стой!»

Он медленно повернул голову и метрах в двадцати обнаружил несколько фигур в серых мундирах. В руках немцев были автоматы, и направлялся патруль явно к одинокому прохожему.