Высокий, Загадочный и Одинокий

– Ты знаешь, что я должна пойти туда с тобой. Это моя вина в первую очередь, что произошло, ну не на самом деле. Кенди сделала все это, но я не думаю, что она придет сюда и поможет. Я имею ввиду, что мы можем спросить, конечно, но скорее всего она кинет чем-нибудь в наши головы. Она терпеть не может, когда ее будят. Как ты думаешь, мы должны ее разбудить? Я могу попробовать, если ты считаешь, что нужно. Думаю, в конце концов она придёт, и…

Его рука накрыла осторожно ее рот.

– Шшш, детка, я не скажу тебе, чтобы не нервировать тебя. Теперь я собираюсь убрать руку, поэтому дай мне сказать, пожалуйста.

Она кивнула напротив его руки.

– Хорошо.

Он опустил руку и обнял ее за талию. Губы нежно коснулись ее шеи.

– Теперь, я собираюсь сказать, что люблю тебя. – Она напряглась. – Шшш, Мэдисон, позволь, я продолжу. Я не говорил этого, потому что не знал, что скажешь в ответ. Да и думаю, ты не стала бы говорить. Ты не можешь, дорогая. Я не считаю, что ты меня не любишь, и не говорю, что хотел бы услышать это из твоих уст. Такое выражение сделало бы из меня невежду. Я знаю, как легко твоя мать говорила эти слова мужчинам. Черт, я слышал, как она говорила это по сто раз семи разным мужчинам, с тех пор, как вы переехали сюда. Я знаю, что она думает, будто любит их, и разбрасывается этими слова направо и налево. Я также в курсе, что она не разу не говорила таких слов тебе или твоим брату и сестре. Эти слова чужды тебе. Я знаю, что ты не хочешь поступать, как твоя мать, ты боишься в нее превратиться. – Она медленно кивнула. – Но, Мэдисон, вы не твоя мать. Ты сильная, независимая женщина. Ты упрямый, упрямый, умный, добрый, любящий человек. Я знаю, насколько тяжело для тебя было отдать себя мужчине. И твоя честь – это не просто слова, ведь я был первым твоим мужчиной, – и последним, но она еще об этом не знала. – Я не буду подталкивать тебя или расстраиваться, если ты меня не любишь. Все, что я хочу, это возможность показать свои чувства к тебе.

– Ефраим, я не думаю, что способна любить кого-то, кроме моего брата и сестры.

Он еще раз поцеловал ее шею.

– Ну, тогда позволь мне взять всё в свои руки. Я не прошу тебя любить меня. Я прошу тебя, просто позволь мне тебя любить. Я в порядке, даже если ты этого никогда не скажешь. Я просто хочу тебя, Мэдисон.

Она глотнула:

– Как долго?

– Насколько ты позволишь мне, – навсегда, но на самом деле, ей не нужно об этом знать.

– Никакого давления?

– Никакого давления.

Он повернул ее в руках. Пристально посмотрел ей в глаза:

– Давай проясним одну вещь, Мэдисон. Я никогда не говорил другому человеку, что люблю его. Ни одному. Я не похож на тех мужчин, которые крутятся около твоей матери. Я не бросаю слов на ветер, и не использую тебя. Я не буду успешным, либо стану скучным. Я здесь для тебя, настолько долго, насколько ты мне позволишь, и я не давлю на тебя. – Он заправил прядь волос Медисон за ухо. – До тех пор, пока ты хочешь меня, Мэдисон, я твой мужчина.

– Но что, если ты…

– Нет.

– Ты не дал мне закончить.

– Это не имеет значения. Я не сделаю того, что причинит тебе боль.

Он коснулся губами ее губ. И практически почувствовал ее страх.

– А что, если тебе станет скучно со мной? Я не далеко не красавица и…

Он отстранился, чтобы взглянуть ей в глаза. Она выглядела серьезной. Неужели она действительно не понимает?

– Мэдисон, позволь мне прояснить следующее. Ты самая красивая женщина, которую я когда-либо видел.

Она усмехнулась.

– Медисон, я никогда не скажу иначе, но что делает тебя еще более прекрасной и особенной, так это твое доброе сердце. Ты слишком добра и милосердна, зачастую в ущерб себе.

– Нет, Ефраим, понимаешь, у тебя страстное увлечение. Ты считаешь меня идеальной, но это не так. Я – женщина с большим количеством недостатков, но кажется, ты их не замечаешь.

– Правда? Ты так считаешь? – поинтересовался он задумчиво.

– Да! Понимаешь, именно так моя мать ведет себя с каждым встречным. Ты не видишь меня настоящую.

– Хмм.

– Я не идеальна, Ефраим, и рано или поздно ты поймешь это и уйдешь. – Слова причиняли ей боль, но они должны быть высказаны. Он не понимал. Не мог понять.

Любви не существовало. Привязанность? Да, она за него сильно волновалась даже больше чем кто-либо другой, но любовь? Нет. Такого как романтическая любовь не было. Это было страстное увлечение, подкрепленное гормонами.

– Возможно, ты права. – Ефраим отодвинулся и сел на край кровати, чтобы надеть носки и обувь. – Детка, не могла бы ты передать мне рубашку?

Он указал на темно-серую рубашку, которая висела на двери ванной комнаты. Галстук был повязан на воротнике рубашки.

Слегка сбитая с толку тем, как легко он поменял тему, она передала ему рубашку.

– Держи?

– Что?

Он встал, застегивая рубашку и, открыв молнию на брюках, заправил ее вовнутрь.

Медисон слегка подняла руки, но затем снова опустила.

– Ничего, – струсила она.

Ефраим быстро завязал галстук.