Высочайшее отречение

— Дай мне только чашку кофе, Педро, — сказал Рэнс и стоя выпил ее. — И вот еще что… Под навесом для фургонов на койке лежит бродяга. Вынеси ему поесть, да побольше захвати, на двоих примерно.

Рэнс отправился к мексиканским хижинам. Навстречу выбежал мальчик.

— Мануэль, можешь поймать мне Ваминоса? Он пасется на маленьком выгоне.

— Конечно, сеньор! Я видел его всего два часа назад у самой калитки. На нем аркан накинут.

— Тогда поскорее приведи ёго сюда и оседлай.

— Я мигом, сеньор!

Вскочив на Ваминоса, Рэнс пригнулся в седле и, сжав коленями бока лошади, галопом понесся на восток, мимо лавки, на пороге которой сидел Сэм и при свете луны терзал струны гитары.

А теперь — слово о Ваминосе, добром мышастом коне. Мексиканцы, у которых есть сотни определений для масти лошади, называли его gruyo. Это был чалый серого цвета с рыжеватыми подпалинами, если вы можете представить себе такое. По спине его от гривы до хвоста шла черная полоса. Казалось, он будет жить вечно. Землемерам и за год не намерить столько миль, сколько он способен был проскакать за день.

На расстоянии восьми миль от дома Рэнсом разжал колени, и Ваминос остановился под раскидистой ратамой. Желтые цветы ратамы источали аромат, который мог бы посрамить запах лучших французских роз. При свете луны земля казалась гигантской вогнутой чашей, а небо — крышкой из хрусталя. На поляне пять кроликов прыгали и резвились, как котята. Впереди, на расстоянии восьми миль, тускло светилась звездочка, которая почему-то находилась ниже горизонта. Всадники, для которых она по ночам часто служила ориентиром, знали, что это светится дом на ранчо де лос Ольмос.

Спустя десять минут Йенна Куртис прискакала к ратаме на своем низкорослом гнедом Танцоре. Молодые люди, склонившись с седел, крепко пожали друг другу руки.

— Я мог бы подъехать ближе к твоему дому, — сказал Рэнс, — но ты никогда мне этого не позволяешь.

Йенна рассмеялась. В полумраке можно было различить ее крепкие белые зубы и бесстрашные глаза. В ней не было ни намека на чувствительность, несмотря на лунную ночь, благоухание ратамы и присутствие Рэнса Трусдэла, красавца возлюбленного. Но все-таки она прискакала сюда, за восемь миль, чтобы встретиться с ним.

— Сколько раз я повторяла тебе, Рэнс, — сказала она, — что мы должны встречаться на полдороге, потому что я твоя полуневеста. Только полуневеста, не больше.

— Ну как? — спросил Рэнс.

— Я пыталась, — ответила Йенна с чуть заметным вздохом. — Я заговорила с ним об этом после обеда; мне казалось, что в это время он будет подобрее. Приходилось тебе, Рэнс, будить льва, по ошибке приняв его за котенка? Он чуть весь дом не разнес. Все кончено. Я люблю папу, Рэнс, да и боюсь его тоже. Он заставил меня пообещать, что я никогда не выйду замуж за человека из семьи Трусдэлов. Вот и все. Ну а у тебя вышло что-нибудь?

— То же самое, — медленно сказал Рэнсом. — Я пообещал ему, что его сын никогда не женится на девушке из семьи Куртисов. Не смог я пойти ему наперекор. Уж больно он стар. Прости меня, Йенна.

Девушка перегнулась с лошади и накрыла ладонью руку Рэнса, лежащую на луке седла.

— Никогда не думала, что еще больше полюблю тебя за то, что ты отказался от меня, — горячо проговорила она. — Но это так и есть. А теперь мне пора обратно, Рэнс. Я тайком улизнула из дома и сама оседлала Танцора. Доброй ночи, сосед.

— Доброй ночи, — отозвался Рэнс. — Поосторожней скачи через барсучьи норы.

Они повернули коней и поскакали в разные стороны. Йенна повернулась в седле и звонко крикнула:

— Не забудь, Рэнс, я твоя полуневеста!

— Пропади они пропадом, все эти родовые распри и драки, — зло шептал ветру Рэнс, несясь галопом обратно на ранчо.

Отведя коня на маленький выгон, Рэнс отправился к себе в комнату. Там он открыл нижний ящик старинного комода, чтобы вынуть пачку писем, которые Йенна присылала ему как-то летом, когда гостила в Миссисипи. Ящик заартачился, и Рэнс свирепо рванул его на себя, как это свойственно людям. Ящик вывалился и ободрал ему кожу, как это свойственно ящикам. Откуда-то выпало старое, сложенное вчетверо пожелтевшее письмо. Вероятно, оно завалялось в одном из верхних ящиков. Рэнс поднес его к лампе и с интересом прочел.

Затем он надел шляпу и направился к одной из мексиканских хижин.

— Тиа Хуана[9],— сказал он, войдя. — Я хотел бы поговорить с тобой.

Древняя седоголовая мексиканка с лицом, иссеченным морщинами, поднялась с деревянной скамеечки.

— Сиди, — сказал Рэнс, снимая шляпу и опускаясь на единственный стул, имевшийся в хижине.

— Кто я такой, Тиа Хуана? — спросил он по-испански.

— Дон Рэнсом, наш добрый друг и хозяин. Почему вы спрашиваете об этом? — удивленно произнесла старуха.

— Тиа Хуана, скажи мне, кто я такой? — повторил Рэнсом, пристально глядя ей в глаза.

Испуг отразился на лице женщины, она нервно сжала в руках кончик своей черной шали.

— Кто я такой, Тиа Хуана? — в третий раз спросил Рэнсом.