— Подозреваю, что у твоей Мироси маточное кровотечение началось. Не знаю в чем причины. Может, инфекция какая, может, травмировала себя как-то. Но это уже не важно. Для начала, — девушка указала пальцем на ткань, — намочи водой из колодца вот это и приложи ей на низ живота. Посчитай десять раз по десять и убери. Пока девушка твоя будет лежать с компрессом, возьми вот этот сбор, — ткнула пальцем в мешочек, — и залей его горячей водой. Пусть настоится ночь. Здесь перечный горец и сирень. С утра ей дашь ложку отвара. И давать этот отвар три раза в день на голодный желудок в течение недели. А вот это, — девушка теперь ткнула на склянку, — настойка полыни. Очень сильная. Снимет боль, если есть жар, и его снимет, успокоит. Дай ей ложку сейчас и ложку с утра вместе с отваром. Понял?
— Понял, госпожа! Еще как понял!
— А теперь давай кошель, — в ее руку тут же лег и в самом деле довольно увесистый кошель.
— Здесь триста крон.
— Многовато, Милош! Ты что?
— Это вам за Миросю. Приданое ее мать собрала. Померла бы, ей оно уж точно не понадобилось бы.
— Это много, — резко ответила Фредерика. Развязав мешочек, девушка отсчитала сто монет в свой передник, а остальное всучила обратно юноше, — пусть на свадьбу останутся. Если она выживет, конечно.
— Выживает, милсдарыня! Точно выживет! Я все сделаю, как вы наказали. Вот все-все!
— Иди уже.
— Пусть Мелитэле хранит вас, госпожа. Деток вам подарит и мужа хорошего, — кланяясь, попятился юноша.
Махнув рукой, Дера поспешила скрыться за дверью. С одной стороны, было радостно, что удалось так хорошо подзаработать, а с другой — с ужасом представлялось, что теперь весь хутор, а того и гляди еще и Карстен будут приходить сюда за «травками какими-нибудь».
Добравшись до своей комнаты, девушка торопливо разворошила кровать и засунула руку в набитый сеном матрас. Оттуда она достала небольшой сундучок, открыла его тем же ключом, что и сундук под кроватью, и, отсчитав ровно пятьдесят монет, спрятала обратно. Знать не знала для чего, но позволить себе жить без сбережений не могла. Вдруг война и до их глуши доберется, и тогда нужно будет бежать. А куда бежать без кроны за душой? Вздохнув, девушка осела на пол, уложив сундучок на колени.
С одной стороны, от кметов беды ждать не приходилось. Захаживали себе иногда, не надоедали, что-то более уникальное, чем собачья петрушка, не просили. Но тут совсем другое. У девушки жизнь на волоске. И, судя по словам Милоша, она и впрямь еле дышала. А если не подействуют ее травы? А если наоборот — добьют несчастную? Поджав губы, Дера внезапно, даже для самой себя, тихо всхлипнула. Черт ее дернул заниматься самодеятельностью. Разбудила бы Отто. Он такие дела быстро решал. Всегда знает, какая травка нужна и для чего. А она же что? Недоделанная алхимичка, которая даже и академию не закончила. А тут еще и врачевать взялась. То ли ведомая жадностью, то ли самоуверенность взыграла, то ли обращения «милсдарыня» и «госпожа травница» вскружили голову.
Сделав несколько вдохов, Фредерика попыталась успокоиться и взять себя в руки. Чистотел сам себя не переберет, а коренья чемерицы долго лежать не будут. Сохнуть начнут раньше положенного. Поспешно спрятав сундучок на место и уложив постель так, чтобы ничего не привлекало внимания, девушка поспешно покинула комнату, возвращаясь к работе.
— Милсдарь ведьмак! — послышался тонкий девичий голос за дверью, — милсдарь ведьмак!
— Да? — буркнул мужчина, разваливший в деревянной бадье для купания.
— Завтрак уже на столе. Ждем вас!
— Спасибо.
— На здоровье, милсдарь.
Он услышал, как тихие и торопливые девичьи шаги утихли, а после, крепко потянувшись, раскинул руки в стороны, перевалив их за борта. Бадья сама была большой и небольшой одновременно. Может быть, эта самая помощница корчмаря влезла бы в нее без труда, да еще и умудрилась бы окунуться с головой, а для него — массивного, широкоплечего и относительно высокого — места с трудом хватало. Приходилось ноги в коленях сгибать или совсем выставлять наружу, перекидывая за борта на манер рук. Но, тем не менее, вода была теплая, запах мыла, ромашки и лаванды успокаивал, а тонкие девичьи голоски под окном приятно ласкали слух. Так можно было и весь день пролежать, но все же меч сам себя не заточит, провизия сама себя не купит, да и проверить, как там конь, тоже не мешало бы.