Эскель не любил женских слез. Он сам был крайне скуп на эмоции и такое явное их проявление заставляло его теряться и нервничать. Он не знал, что он должен сейчас сделать. Обнять? А можно ли вообще ее трогать? Позволено ли ему прикасаться к ней? Не вызовет ли это еще большую истерику? Может, накричать? Был и еще один вариант. Без касаний и лишних движений, но всегда действовал безотказно. Сделав шаг вперед, он завел руку за спину и сложил пальцы в нужном жесте.
Дера заметила, как блеснули обычно янтарные глаза ведьмака чем-то светлым, а в голове тут же помутилось.
— Хватит плакать и расскажи мне все, что произошло, — до жути спокойно и четко проговорил он.
А Фредерика толком не поняла, как перестала плакать и осоловело взглянула в ведьмачьи глаза. Ее завлек вертикальный зрачок и густые черные ресницы. А когда поняла, что начинает проваливаться сознанием в какое-то странное забвение, губы зашевелились сами собой.
— Яцек рассказал, что его жена Зофья померла вчера ночью. Ее отец разнес по хутору клевету о том, что я колдовством занимаюсь и сношаюсь с ведьмаками. Он донес охотникам на колдуний, и Отто, намереваясь меня уберечь, приказал мне уезжать и скрыться в другом месте. Он сказал, чтобы я нашла тебя и просила помощи в уплату за то, что ты гостил у нас. А еще у меня есть деньги. Четыреста крон, — спокойно проговорила Дера, внезапно качнувшись, будто толкнул кто, и схватившись рукой за голову.
— Тише, — Эскель подхватил ее под руку и, доведя до кровати, усадил.
Девушка жмурилась и терла руками глаза. В голове все еще немного мутилось, но чувство контроля над телом уже вернулось.
— Что ты сделал? — она нахмурилась и уставилась на ведьмака.
— Успокоил, как обычно Василька успокаиваю. Знаком, — усмехнулся тот и присел на корточки перед ней, упираясь локтями в колени. — Значит, говоришь, в уплату я должен тебе помочь? А не велика ли уплата?
— Я дам тебе денег. А если доедем до Новиграда, я дам тебе три тысячи крон, если поможешь мне спрятаться там, где я буду в безопасности.
— Три тысячи? — не выдержав, Эскель расхохотался. — Откуда у тебя деньжищи-то такие?
— Отец на счету в банке оставил, — буркнула девушка, сжав руками свои колени.
— О, значит, у тебя есть семья? Так чего же ты к ним не подалась сразу, а убежала к низушку в захолустье?
— Отец пропал незадолго до того, как я бежала. Матушка… — Дера задумчиво пожевала нижнюю губу и опустила глаза. — Она и так сбагрила меня в Оксенфурт, так что, я думаю, не шибко она рада будет моему внезапному возвращению. А у Отто мне нравилось. Мы жили хорошо и мирно. Никому не мешали. Всего нам хватало.
— А чего же ты не возьмешь деньги и не сбежишь куда-то на Острова, к примеру? — пожав плечами, предположил ведьмак, продолжая внимательно рассматривать Фредерику.
— У меня там никого нет. Да и как доплыть, если корабли туда не ходят уже более года? Ты разве и не слышал, что оттуда никто не возвращался?
— Думаю, за три тысячи ты кого-нибудь да нашла бы, — вздохнул Эскель, запустив правую руку в волосы и почесав пальцами голову. — Что же делать-то с тобой?
— Мой отец — реданский аристократ и крайне непутевый человек. Единственное, в чем он был хорош — подхалимство. Женился на зажиточной даме из Боклера и забрал ее на Север. У них родилось четыре сына и я — самая младшая. Когда началась война, я узнала, что все мои братья подались воевать на фронт. Отец то ли бежал, то ли сгинул где, но от него давно уже не было вестей, а матушка вернулась в Туссент к родне. Она не любила Север и, наверное, до боли рада снова оказаться в теплых местах. Да и отца она тоже не любила. Что уж тут говорить, если половина детей носит ее фамилию? И я в том числе, — Дера вздохнула, взглянув на сплетенные пальцы рук, покоящиеся на коленях. — Я вела переписку с одним из своих братьев. Он был чуть ли не единственным хорошим человеком в моей семейке. Но последнее мое письмо осталось без ответа. Учитывая, что сейчас идет война… он, скорее всего, мог где-нибудь погибнуть. Я не знаю, что стало с моим домом, и я не знаю, что станет, если победу в войне одержит империя. Уж подозреваю, что для реданской аристократии наступят непростые времена. Отец, во время моей учебы в академии, по обыкновению, оставлял мне тысячу-две крон ежемесячно на протяжении двух лет. Я… — она замялась, смущенно порозовев. — В общем, прокутила я много. Практически все.
Эскель аж присвистнул.
— Это что же… — он призадумался, загнув некоторые пальцы двух рук. — Ты прогуляла больше двадцати тысяч?
— Я уж попрошу, — возмущенно вспыхнула девушка. — В Оксенфурте очень просто тратить деньги направо и налево, тем более, когда ты богатенький студентишка.
— Но не столько же! Да я за сезон на заказах и то меньше привожу с собой. Целых двадцать тысяч! Дера! — возмутился не на шутку ведьмак и, вскочив на ноги, принялся расхаживать по комнате.
— Ну у меня осталось еще около трех тысяч. И еще четыреста крон, что я заработала на мазях, — беззаботно пожала плечами девушка.