Выскочка из отморозков

— Нет его рядом с вами! И хорошо! Пацан Наташки, я это сам видел, в комок сжимается при всяком пьяном крике, старается убежать, спрятаться, даже в деревне, где его никто не обидит. Та больная память годами с ним жить будет, до самой старости, как наказание.

— Нет, Женька! Не дам. Забудет он. Ведь еще ребенок!

— Дитя. А во сне плачет и мать зовет. Сам слышал, когда приезжал в деревню. Вместе на печке спали. Это его отец постарался. Ты там не перегни, слышь? Он хоть и чужой по крови, но совсем пацан…

…Герасим ворочается на сене. Ведь вот думал отдохнуть, выспаться, как когда-то, давным-давно. Но не получается. Сон оставил, веки хоть на прищепки возьми. Мужик поправляет подушку под головой.

— Что это? — Он услышал тихий, но отчетливый стук в окно дома.

«Нет, не показалось, Снова стучат. Кто бы это мог быть? Кому кто понадобился? Может, Катька меня ищет? Нет, сама не придет, не насмелится. К матери какой-нибудь старик? Такое и вовсе исключено!» Спешно, но неслышно спустился по лестнице вниз и, едва выглянул из-за угла, увидел, как из открывшегося окна во двор с кошачьим проворством вылез Борька. В двух шагах от него стояла девчонка.

«Ну и разбойник! Усы еще не пробились, а он уже с девками по ночам встречается! Скороспелки, гуды их…» Хотел вернуться, но услышал недовольный голос пасынка, приостановился.

— Чего приперлась в такое время?

— А Толика отец выпорол из-за тебя! В сарае на лавке вожжами уделал. Весь в крови, весь ободранный, голосит на целый двор.

— Я при чем? — буркнул Борька.

— Как это при чем? Ты ж с Толяном на деньги в карты играл. А где он их взял, как не у отца? А у того всякая копейка посчитана. Вот и взял Толяна за душу. Сначала тряхнул. Братуха молчал, не сознавался. Тогда отец въехал ему кулаком в ухо. Он взвыл, но не признался. Тятька сгреб его за портки и уволок в сарай. Толян смыться норовил, но не получилось. Папка привязал к лавке, сорвал всю одежу и как дал! Толику дышать стало нечем. Но молчал. Тогда тятька озверел и стал лупить со всей силы. У брата шкура на спине и жопе сразу треснула, на вожжи налипла клоками. И я не смогла стерпеть. Знаешь, что папка говорит? «Запорю насмерть, чем терпеть сына-вора!» И убил бы, если б я в руку ему не вцепилась зубами. Жалко стало Толика. Рассказала отцу, что брат деньги не себе, а тебе украл, потому как проиграл их. Тятька аж взвыл, пообещал тебя в куски порвать. А если твои мешать станут, спалит избу. Понял?

— Дура ты, Ксюха! Я что, силой заставил играть в карты? Сам сел!

— Если б тебе так попало, как Толику…

— Мне еще как влетало! Никого не высветил. А он не мужик, слабак! Зачем тебе растрепался? Ты же баба! А у тебя язык из жопы растет!

— Короче, если не отдашь деньги, тятька тебя на вожжи намотает! Понял?

— Руки коротки! И не таких, как он, видели. Не боюсь я его! Плевал на всех вас! Не ходи сюда больше! Не нужна дура! Пошла вон! Сумел твой Толик проиграть, пусть теперь жопой рассчитывается! — напирал Борис, девчонка пятилась к калитке с угрозами:

— Я уйду! Зачем мне с таким говном дружить? Наши деревенские в сто раз лучше!

— Заткнись! Я тебе конфеты покупал за те, что выиграл. А где б иначе взял? У своей бабки для тебя? Много захотела! Вот пусть и разбирается твой отец, кому те деньги пошли. Не я их схавал! И вместе с Толькиной твою жопу надерет!

Девчонка кинулась к Борьке с кулаками. Но в это время из-за дома вышел Герасим. Он был чернее тучи. Быстро ухватил за шкирки Ксюшку и Борьку, сказал тихо, зло:

— А ну, угомонись, змеюшник! Чтоб не слыхал вашей вони! Так сколько тебе проиграл Толян? — спросил пасынка, тот молчал.

— Семьдесят два рубля! — проверещала Ксюха.

— Отдай немедля! Слышь, гнида? Живо! Я жду! — Отбросил мальчишку к крыльцу и встал, нахмурившись, во весь рост.

— А ты не приказывай! Кто ты для меня? Сельский чмо! Козел! И отвалите все! Не хочу никого знать и видеть! Деловые кругом! Идите все в задницу!

Вскочил в дом и вскоре вылетел оттуда одетый, с рюкзаком на плече.

— Смотри! Чтоб в наш дом больше ни ногой! Не пущу отморозка! — бросил через плечо Герасиму и мигом оказался на дороге. Он шел к остановке — с минуты на минуту должен был уйти в город автобус.

Герасим отдал девчонке деньги и попросил ее:

— Ты, Ксюшка, не обижайся на Борьку. Он пока не все понимает. В городе многие пацаны играют на деньги, но я его отучу.

— Как? Он же вам чужой?

— Не обращай внимания на сказанное в зле. Пока Борька доедет до города — все обдумает. Он неплохой мальчишка.

— Козел он! Говно! — Девчонка сунула деньги в карман и побежала домой без оглядки, боясь, чтобы Герасим не догнал и не отнял даденное. А через полчаса у калитки появился отец. Он хотел позвать Степановну, но увидел Герасима, курившего на крыльце. Прошел через двор, сел рядом, поздоровавшись кивком головы, спросил:

— Где твой шельмец?

— В город смотался.

— Ну и гад он, ну и дерьмо! Ты с его матерью давно живешь?

— Прилично. Дело не в ней. Она сама с ним извелась. Ну да ладно. Возьму в руки, если получится. Мне деваться некуда! — вздохнул Герасим тяжело.