Вышел месяц из тумана

«Т.Ы. коротко свистнул и наклонился. Собака уже сидела у его ног. Я. скривил рот, пытаясь улыбнуться… „Вот наконец-то и ты“, — сказал старик, на что Я. почему-то промямлил: „Я?“ — Старик хитровато нахмурился: „Ты! Я сказал: вот и ты!“)

На досуге — додумать. Кстати, чем не рассказ о пути?

Звезд не стало. И звуки… Ведь пространство было чем-то наполнено. Тишина. Нет, беззвучие. И оно-то как раз и гнетет. Куда больше, чем тьма. Воздух странно разряжен. Как ружье, промолчавшее весь пятый акт.

Ни души. Ни звука. Не ночь. Я не знаю, что это.

Тьма, ни зги.

Черное на черном. Как аналог «белого дракона»?

ЧЕМ ОБЪЯСНИТЬ МОЮ ТЯГУ К РЕЕСТРИКАМ:

1. Желанием выразить невыразимое.

2. Неумением выразить выразимое.

3. Тоской по упорядоченности.

4. Испугом перед беспредельным.

(Но вот же оно! И я, в общем, спокоен.)

5. Ментальностью, распространяющей принцип матрешки на устройство Целого: малое упаковано в большом и отличается от него только размером.

6. Попытками выбраться за пределы столь деревянной ментальности.

7. Любовью к числу семь.

8. Вообще любовью к числу.

9. Непостижимолостью…

(Странное слово — и откуда бы? Не мое! Наверняка не мое, потому что ведет к бессловесности…)

10. Страхом немоты.

11 — это Анюшин этаж.

Аня — это моя невеста.

Неужели застряли?

Нет, трос скрипит и влечет… Просто лампочка!..

— Перегорела! Надо же!

— Нюшик! Ню-у!

Чуть отпрянула, вежливо, а вернее, гостеприимно:

— Есть коньяк и немного шампанского.

Я целую ее и серегу. О сереге скажу в свое время. Обо всем — в свое время. А пока, чтобы как-то начать: мы приехали, свет слепит ей глаза, но и в них тоже свет, столько света — как будто она и не узит их…