— Что делать, Андрюша, — развёл руками младший брат отца, дядя Слава, стоя рядом с ним на кладбище. — Такая вот судьба. Надо жить дальше…
Андрей молчал. Он не мог произнести ни слова. Какой-то жёсткий комок в горле не давал ему даже дышать, не то, чтобы говорить. В эту минуту он особенно отчётливо понимал, что остался практически один в этом мире.
Сдаваться он, однако, не собирался. А в Волжанске оставаться не хотел: жара, пыль и скука провинциального, хоть и родного города угнетали, обнажали его непомерное горе. А в свою квартиру он вообще не мог войти, его буквально начинало трясти, мертвенная тишина квартиры словно кричала душераздирающим криком о его одиночестве. Три ночи он ночевал у дяди Славы. И на следующий же день после похорон уехал в Москву, а оттуда прямо на практику.
Однокурсники были изрядно удивлены, увидев Андрея. Никто не ожидал, что он появится на практике, да ещё так скоро.
А выглядел он неплохо. Только немного осунулся и побледнел. Однако был ещё более подтянутым и аккуратным, чем обычно. И лишь только самые проницательные глаза заметили то новое свойство, появившееся у Андрея Стрельцова — лёгкую, едва заметную полуулыбку на тонких губах. Эта полуулыбка, словно маска, была надета на его лицо. А его карие глаза стали совершенно непроницаемыми и недоступными.
2
В самом центре Москвы, в одном из тихих уютных переулков, в шикарном, обставленном дорогой мебелью кабинете центрального офиса банка «Роскапиталинвест» сидел начальник Управления Олег Михайлович Хмельницкий, сидел, обхватив свою кудрявую, рано, но уже весьма заметно седеющую голову обеими руками, и напряжённо думал. В его голове роем проносились беспорядочные воспоминания. Воспоминания то бросали его в далёкое прошлое, то почти приближали вплотную к нынешнему моменту.
Никогда за свою почти тридцативосьмилетнюю жизнь он не сталкивался ни с чем подобным. И ситуация была такая, что выход найти было более чем сложно. Если не сказать ещё хуже — просто невозможно…
Он всегда был оптимистом, всегда являлся душой компании, все считали его неунывающим бодряком. Являлся ли он таким на самом деле? Наверное, да… Он никогда не пытался казаться другим, не носил никакой маски, любил жизнь во всех её проявлениях и умел наслаждаться ею. Он всегда был доволен своей жизнью.
А на что ему было жаловаться? Приехав из Волжанска в Москву в семнадцатилетнем возрасте, он с первого же захода поступил на экономический факультет МГУ, получив одни пятёрки на вступительных экзаменах без всякой посторонней помощи. А поступив, со всей душой окунулся в занятия.
У него была изумительная память, обучение давалось ему легче, чем большинству студентов. Он все сессии сдавал на одни пятёрки. При этом вовсе не вёл затворнический, монашеский образ жизни, совсем даже наоборот.
Олег Хмельницкий облазил все злачные места Москвы, был завсегдатаем пивной на Столешниковом переулке и многих арбатских кафешек, где можно было снять на вечер девочек. Все тогда было легко, дёшево и доступно.
Пользовался он немалым успехом у девушек и со своего факультета. А на четвёртом курсе влюбился всерьёз.
На их же факультете, только на два курса младше его, училась очаровательная русоволосая стройная девочка из хорошей семьи — Лена Курганова. Они подружились, стали часто встречаться. Ходили в кино, в театры, в кафе, гуляли по Москве. Бывал Олег и у неё дома в высотном здании на Котельнической набережной, сначала при родителях, а потом и в их отсутствие…
Дальше все было просто и ясно. Во время его очередного визита к ним домой Лена решила объясниться.
— Ты женишься на мне, Олежек? — спросила она, сидя рядом с ним на диване и глядя на него своими серыми большими глазами с длинными чёрными ресницами.
— Конечно… Конечно… Если ты… — бормотал Олег, переполненный чувством нежности к ней, к её точёной фигурке, наивным глазам, детскому голоску и будучи не в состоянии найти подходящих ласковых слов. — Я и сам…
— Я жду ребёнка, Олежек, — совсем тихо произнесла Лена и заплакала.
— Да ну? — поразился Олег, хотя в принципе поражаться тут было совершенно нечему, напротив, поражаться стоило бы другому исходу событий.
— Ты не хочешь, чтобы у нас был ребёнок? — сквозь слезы спрашивала она.
— Я не хочу?! Да я очень этого хочу! Просто… Сама понимаешь…
Она понимала, что имеет в виду Олег. Пару месяцев назад он впервые, разинув от удивления рот, вошёл в их квартиру с высокими потолками, со старинной мебелью, прекрасной библиотекой. И приняли его там поначалу достаточно прохладно.