Вышедшие из мрака

- А его нет. Понимаете, его нет. Я удивился, только уехала милиция, как он вдруг стал быстро куда-то собираться и исчез. Я его спрашиваю - куда ты, Петенька, ведь суббота, выходной день, а он такой стал мрачный, засуетился, дела, мол, и все. Я говорю - давай, я подвезу на машине. Нет, говорит, не надо. А сам все мрачнеет и мрачнеет. Вот как на него подействовало это злодейское убийство соседа, Борис Ильич. И, между прочим, это свидетельствует о его тонкой ранимой душе. То ли дело я - только что видел труп человека, и уже отправился кататься на лыжах - не признак ли это черствости, я бы даже сказал, какой-то деградации? Правда, я не был знаком с Гордеевым. Я вообще тут никого не знаю, я всего второй, нет, вру - третий раз в этих краях. Я же питерский, Борис Ильич, а как попадаю в Москву, сразу окунаюсь во всевозможные дела, и некогда мне навещать ни старых, ни новых друзей.

- Извините, - довольно невежливо прервал его речь Игорь, очень уж не понравилось ему внезапное исчезновение Самарцева. - А Петр Васильевич поехал в Москву?

- Наверное.

- Значит, на электричке?

- А на чем же еще? Его старенькая "Волга" стоит в гараже, она давно не на ходу. Тут до электрички пятнадцать минут пешком... Так что, Борис Ильич, могу предложить только чаю. Вот чай, в отличие от кофе я умею заваривать профессионально...

- Так мы с вами в доме одни?

- Да, Аллочка пошла навестить несчастную вдову Гордееву. А Васенька, сын Петра Васильевича практически все время живет у бабушки, матери Петра Васильевича. Так что мы совершенно одни... Так что, будем чаевничать или нет?

- Давайте, - махнул рукой Игорь, пока не выбрав верное решение. Несмотря на симпатию к Литовченко, он не хотел пока раскрываться перед ним, как и говорить о смерти Веревкина, хотя возникшие подозрения к Самарцеву стали перерастать почти в уверенность. С одной стороны, надо было действовать оперативно, с другой же - пороть горячку и раскрываться перед мало знакомым человеком тоже было неразумно. И как же он жалел, что прежде, чем ехать в Саблино, не взглянул на фотографию Данилова. Как бы это облегчило его задачу, а, возможно, и спасло жизни людям...

Литовченко заварил чай, поставил на стол испеченные булочки.

- Прошу, - взмахнул рукой он.

Игорь сделал глоток чаю.

- Скажите, - спросил он. - А вы давно знакомы с Петром Васильевичем?

И снова в глазах Литовченко промелькнула хитрая искорка. Только на одно мгновение и тут же погасла, как и в прошлый раз. "Да, он, видимо, понимает, что я тут неспроста", - подумал Игорь. - "А и трудно было бы не понять, тем более, после моего вторичного визита. Ну и ладно, раскрываться не стану, но вопросы задавать буду."

- Нет, не очень, Борис Ильич, - спокойно ответил Литовченко. - Но это ни о чем не говорит. Он приехал на научную конференцию в Петербург, и нас свели наши общие знакомые. Но мы сразу почувствовали друг к другу такую взаимную симпатию, как будто были знакомы с детства. А порой бывает наоборот - человека знаешь с детства, а он совершенно чужой. Эх, если бы вы знали, какой это прекрасный человек, а какая у него эрудиция... Вы можете процитировать ему любую стихотворную строчку, и он тут же выпалит вам имя автора и год написания стихов. Я пытался на чем-либо его поймать, так как тоже достаточно сведущ в поэзии, знаете - совершенно бесполезно. Нет, чудесный человек Петр Васильевич, - вдруг с каким-то вызовом, посерьезнев, проговорил Литовченко. - Какой он прекрасный муж, какой заботливый отец. Васенька родился у них, когда Пете было уже под пятьдесят, а Аллочке под сорок. Они мне рассказывали, как они хотели ребенка, и Господь сжалился над ними. Замечательный мальчишка этот Васенька, просто удивительный, жалко, что его сейчас здесь нет, вы бы сами убедились...

- А женаты они давно?

- Давно женаты, давно, Борис Ильич, только в их жизни была долгая разлука, - тяжело вздохнул Литовченко. - Вот сейчас многие вспоминают с теплом застойные времена, только не те, кто пострадал от них, от этих времен...

- А что, Петр Васильевич пострадал? - приподнялся на кресле Дьяконов.

- А как же? Он испил ту чашу до дна. Психушки, застенки, страшные статьи, все было в его многострадальной жизни... Ведь отсидел в последний раз три года, потом где-то скрывался, прятался... И только лет десять назад снова появился здесь, в Москве. И Аллочка его ждала, как жены ждали людей с войны. Теперь с него сняты все обвинения, он заслуженный член общества. Но память-то осталась, страшные воспоминания не вытравишь, дорогой Борис Ильич...

- Вот оно как..., - задумался Игорь. - А вы точно знаете, что он сидел именно за это?

- Точно я знать не могу, разумеется, так как не был раньше знаком с этой прекрасной семьей. Но то, что сидел, это совершенно точно, такого не придумаешь. Многие теперь козыряют своим диссидентством и борьбой с коммунистическим игом, это теперь модно, но Петенька ничем не козыряет. Просто я и так вижу, что он прошел через многие круги ада, о котором теперь многие так тоскуют.