Выше времени

— По правилам? — удивился я. — В чем же заключались правила? Меня, наверное, как-то забыли о них предупредить!

Дип кашлянул, поморщился, из серебристого стал нежно-голубым. В окружении дыма, огня и пепла лазоревый цвет выглядел дико.

— Ты захотел уйти от мира. Познать себя. Изменить себя. Почувствовать свободу. Ну, наверное, думал ты, что и других научишь быть по-настоящему свободными. Да сделав несколько шагов, получив какую-то силу — вмешался в жизнь других людей — которые потянулись к тебе, поверили в тебя. Или просто заинтересовались тобой. Одним словом, вошли в твой мир. Были втянуты в его орбиту. А ты стал кроить мир по своему разумению…

— Вот и Темный мне то же самое говорил, — отметил я. — Он-то кто? Я не совсем понял. Злой гений?

— Бери выше. Властелин иллюзий, — ответил Дип. — Тот, кто нагромождает видения, мешает человеку понять мир таким, какой он есть.

— Зачем?

— Ну, вот так ему захотелось, — хмыкнул Дип, меняя окрас на снежно-белый. По гладкой шкурке поползли отражения багрового пламени. — Кто-то хочет сделать мир лучше, кто-то — еще лучше… В силу своего разумения. Но правда всегда одна…

— Или для всех разная?

— Нет, угол зрения разный, — неожиданно твердо ответил Дип. — Правда одна. И вселенная одна. Я, конечно, имею в виду нашу вселенную.

— Так этот иллюзионист… Он, выходит, над кем-то властен? Есть подчиненные ему монады?

Дип тихо рассмеялся, поднялся над землей, взмахнул хвостиком, выписывая им в воздухе затейливую фигуру.

— Над тобой никто не властен, Никита! И ни над кем никто не властен. Только ты сам можешь изменять себя и свой мир. Но нажужжать тебе в уши, повесить пелену перед глазами, убедить в чем-то под силу и стороннему наблюдателю. Другой монаде, если можно так выразиться. Если ты склонен будешь поддаться.

— А что стороннему наблюдателю в этом за интерес?

— Он проводит свои эксперименты, — фыркнул Дип, поднимаясь еще выше. Сейчас он уже висел на уровне моей головы. — На окраине миров, там, где все нестабильно, это сделать проще всего. Идя по пути своих превращений, ты все дальше отходишь от центра…

— Значит, центр все-таки есть? — заинтересовался я. — Никакой относительности?

Идея центра. Сколько копий вокруг нее сломано! Вот я сейчас стою на невысоком холме, посреди огненного моря, от которого поднимаются волны жара. Своего рода центр. Мировое древо. Пуп земли…

— Стабильного центра, как такового, нет, — ответил Дип, приобретая полосатый черно-белый окрас. Есть средоточие пересечений монад. Если твои желания расходятся с желаниями других, если они, кхм, весьма своеобразны, то ты забредаешь все дальше в места, где, кроме тебя, и нет никого. Оно, с одной стороны, лучше… А с другой — не совсем интересно. И правила начинаются другие. А там, где вообще никого нет — там ад. Вот и сейчас ты — в персональном аду. Да, пожалуй, что так…

— И здесь я и останусь?

— Нет, конечно, — радостно всхрюкнул Дип, расправил крылья, расправил уши и стал светиться красноватым золотом. — Если при другом раскладе тебе пришлось бы провести здесь пару сотен лет — сейчас у тебя есть Удук. Нужно только пожелать. Чего-то определенного. Если не хочешь жить на облаке. В воздушном замке… Отсюда ближе всего до воздушных замков. Да только это такая же иллюзия, как и островок, на котором ты стоишь, и огненное море вокруг…

Дип стал полупрозрачным — словно бы сделанным из хрусталя.

— Я хочу узнать людей, — вздохнул я. — Потому что я люблю их…

— Да, любовь двигает миры, — склонил голову Дип. — Но выбора у тебя мало… Отсюда трудно выбираться напрямую. Ты не хочешь испытать власть?

— А совмещаются ли власть и любовь?

Дип смешно взмахнул ушками, заявил:

— Не знаю. Любовь — суть взаимодействие между монадами. Время — показатель развития монады. Власть — такое же взаимодействие, только однобокое. Ты можешь менять мир других — но они всегда могут уйти от тебя… Грань тонка, балансировать на ней сложно… Может быть, любая власть — это жертва себя. Попытка отдать себя, а не взять что-то у других. Потому что жертвовать надо для других. Но чем? Настоящая жертва — только память, знания, свобода…

— Разошелся ты, — беззлобно указал я Дипу. — Стремителен полет твоей мысли, за которым я не успеваю…

— Это оттого, что мы с тобой вдвоем. Классический случай — диалог двух мудрецов среди пустыни!

— Скромно, — засмеялся я.

— Зато справедливо, — ответил Дип и свернул хвост колечком.

Он вновь опустился на землю, расправил короткие крылышки и, вертя головой, пытался разглядеть их кончики.

— Ты знаешь, почему я захотел побыть бродягой? Отверженным?

— Как же, — фыркнул тот. — Чтобы познать полную свободу! Свободу от людей и от мира. Хочешь — спишь, хочешь — стихи пишешь. Никакого барахла, совсем мало привязанностей…

— Да нет, — покачал головой я. — Просто ты не представляешь, как меня все достало… Я хотел уйти от ответственности. Я не хотел ни за что отвечать…

— Глубоко порочное желание, — вытянув губы трубочкой, присвистнул Дип. — Даже не то, чтобы порочное, ибо что есть порок, как не условность, но весьма неконструктивное.

— Я хотел отдохнуть.