Выше времени

Нужно было срочно позвонить отцу. Вызвать «скорую помощь». Медицинский вертолет. Но я забыл телефон дома. Точнее, не забыл — оставил. Никогда не носил его с собой. Зазвонит в церкви, во время службы — то-то стыда будет! Не все ведь миряне знают расписание служб. Или просто не придают этому значения — могут позвонить не вовремя.

— У кого-нибудь есть телефон? — спросил я.

Бабы переглянулись. Молодуха Василиса, жена Ивана Пахомова, смущаясь, протянула мне дешевую финскую трубку — подарок мужа. Он постоянно уезжал на заработки, звонил жене домой. Но на престижный московский аппарат все же раскошеливаться не стал — зачем Василисе, которая и читает-то с трудом, телефон с дополнительными функциями? Поговорить с мужем — и ладно.

— Я позвоню в Москву. Стоимость звонка тебе возмещу. Денег на счету хватит?

Василиса зарделась.

— Иван обычно сам мне звонит. Входящие — бесплатно. Но копеек пятьдесят на счету имеется!

Копеек пятьдесят хватит не больше, чем на минуту разговора со столицей. Я набрал номер, и, как только услышал голос отца, сказал:

— Никита у аппарата. Дмитрий в тяжелом состоянии у меня дома. Ты можешь прислать медицинский вертолет?

— Сделаю, — мрачно отозвался отец. — Что опять случилось с этим беспутным?

— Не знаю. Его нашли в поле, рядом с церковью.

— Состояние счета вышло на нулевую отметку, — сообщил неживой голос оператора. — Для продолжения пользования телефоном в режиме исходящих звонков вам необходимо пополнить баланс.

Я вернул Василисе телефон, сунул серебряный рубль — вот деньги, в отличие от телефона, я с собой, как правило, носил. Женщина попыталась отказаться, руководствуясь, видимо, принципом «у попа сдачи нет», но я ее и слушать не стал.

Послышался топот, пыхтение. Четверка мужиков тащила тяжелую дубовую дверь. Входную. Я, вообще-то, имел в виду легкую сосновую дверь из коридорчика. Она и снимается легче, и ровнее, без рельефа на внешней и внутренне стороне. Но откуда мужики могли знать? Стало быть, мне надо было лучше объяснять.

— Очень осторожно, — приказал я. — За здоровое плечо, под голову, под спину, за ноги…

— Знаем, батюшка, — ответил Макар, щуплый забияка и драчун. Работник, впрочем, хороший, толковый. — Уж сколько убитых носили! И Семен с лошади грохнулся о прошлом годе, и Миколая машина сбила три года назад, прямо на Крещение… Он еще не совсем трезвый был…

— Господь его наказал! — твердо заявила Марфа, поглядывая на меня.

— Не упоминай имя Господа всуе, — вздохнул я. — Ну, давайте, ребята! С Богом!

Аккуратно подняв Дмитрия, мужики переложили его на дверь. Правая рука брата, которую он словно бы засунул под себя, была сжата в кулак. Теперь стало ясно, что в кулаке был зажат какой-то предмет.

Никогда не читал детективы, но в голову сразу пришло: вот, у брата в руке — улика. Может быть, пуговица нападавшего. Или клочок рубашки. Прядь волос. Или, скажем, боковое зеркало заднего обзора с машины, которая сбила Диму. Понятно, что зеркало в кулаке не поместится, но все же…

Я аккуратно разжал Дмитрию пальцы. Мужики ахнули. В розовых лучах восходящего солнца нестерпимым блеском сиял крупный продолговатый бриллиант, размером и формой напоминающий дикую сливу. С благородным голубоватым отливом, чистейшей воды, ограненный лучшими ювелирами Амстердама. Но добыт алмаз был в Якутии, и, как один из крупнейших за всю историю прииска, к тому же, необычный по отливу, сразу получил красивое имя «Северное сияние». Гордость отца, камень, который он купил на прошлогоднем аукционе в Петрограде за полтора миллиона рублей.

Прежде отец не слишком увлекался камнями, и не старался вложить средства в золото, камни или произведения искусства. Все деньги у него были в деле. А увидев «Северное сияние», не устоял, сам пришел на аукцион, отдал полтора миллиона. Правда, знатоки уверяли, что уже через пару лет камень можно будет продать миллиона за два, а лет через десять — и за три. Цены на алмазы росли, вложения в камни считались одними из самых надежных.

Я забрал бриллиант у брата, спрятал в карман брюк под рясу. Почему он оказался у него? Как мог отец отдать Диме, который сейчас явно не числился у него в фаворитах, свое сокровище? Или Дмитрий взял камень сам? Но почему отец ничего не сказал мне об этом? Да и вообще, самый главный вопрос: как мой брат оказался здесь в таком состоянии? Темна вода в облацех…

Брат не застонал, не пошевелился, когда его перекладывали. Плохо дело. Была бы цела спина! Череп, вроде бы, не пробит, хотя щека стесана, как при падении, и глаз заплыл.

Мы поспешали в избу. Что я могу сделать? Нужен рентгеновский аппарат, нужен томограф. Это все есть в городе — но не в фельдшерском пункте нашей деревни. Как скоро отец распорядится насчет вертолета? В любом случае, он договорится со всеми быстрее, чем я. И его команды станут выполнять с куда большим рвением. Они подкреплены деньгами купца первой гильдии Евгения Васильевича Латышева, властью депутата Думы и члена нескольких попечительских советов. А кто я? Приходской священник. И сын своего отца.