Выше стен

— Хорошая погода для второго сентября! Так и шепчет… — Она уверенно чешет к корпусу, и я благодарю судьбу, что послала мне шанс благополучно добраться до нужной аудитории, но радость длится недолго — Кэт кивает в сторону мужской курилки и изрекает: — И до конца месяца осталось всего двадцать восемь дней.

Она подмигивает, а я спотыкаюсь.

Возле стены спортзала, выдыхая в чистое прозрачное небо дым, стоит высокий парень.

Он…

Нутро выжигает страх.

Быстро кошусь на него, стараясь за пару секунд разглядеть как следует и запомнить мельчайшие детали облика, натягиваю на лицо самую беззаботную из улыбок и считаю до десяти, чтобы не шарахнуться в сторону от душных поцелуев невесть откуда взявшихся Даши и Милы.

— Да, Регин, ты совсем отбитая. Круто… — фальшиво сочувствует Кэт, пялясь на Святошу. — Не представляю, как ты все провернешь, где телефон спрячешь. Ну, для видео. К нему и подойти-то страшно. Но мальчик, конечно, топ…

Мила стыдливо опускает голову: так и есть, ее стараниями разговор в кустах уже стал достоянием общественности.

— А если проиграешь? Если не получится? — с придыханием шипит Даша, и Кэт сразу находится с ответом:

— Если проиграет, на коленях извинится передо мной за базар про тот кошелек. И получит по роже. И будет нам до конца обучения хавчик оплачивать. Да, Регин? — Она невинно хлопает ресницами, вызывая желание съездить ей кулаком по самодовольной уродливой физиономии. — И твой папа-бандит не должен встревать, думаю, он поймет, потому что спор — это святое.

***

Вместо того чтобы вникать в основы экономики, я поддеваю ногтем затяжку и проделываю дыру в сеточке колготок, зубами снимаю колпачок с гелевой ручки и рисую на бедре черную розу, такую же, что красуется рядом на тату. Мозги гудят и плавятся в поисках выхода.

…Итак, его зовут Святослав. Фамилия — Рябинин. Учится на третьем курсе, но на другой специальности: «Информационные системы и…» — Вера говорила, но дальше не запомнила моя дурья башка.

Он выглядит отстраненным, одиноким и холодным как лед.

Но не похоже, что это его напрягает — наверное, Святоша самодостаточный и сильный. В отличие от него, мне всегда нужно было к кому-то прибиться — надеяться, верить и идти по следам. Иначе настигала пустота. Всепоглощающая и отключающая разум пустота из детских кошмаров.

Закусываю губу и вздыхаю.

А еще он… выглядит красивым. Красивым не как милый сердцу кошелек — безделушка с блошиного рынка, — а как что-то эксклюзивное и запредельно дорогое. Такое дорогое и недоступное, что кружится голова и хочется плакать.

Возможно, пора признать поражение — встать на колени перед Кэт, извиниться, заслуженно получить пару пощечин, до конца дней в позоре прислуживать этой наглой корове и окончательно свихнуться, но кровь гордых предков ни за что не даст мне смириться с такой участью. Я не сдамся. Точка. Никогда.

***

К концу первой пары со мной приключается настоящая депрессия — проклиная все на свете, я рядом с девочками гордо вышагиваю в буфет, но меня еле заметно шатает.

Почему в ту злосчастную аудиторию первым вломился именно он?!!

Все мои мальчики были намного проще. Как кошельки… В которых временами даже не было денег.

Озираюсь по сторонам — через фойе спешат безликие люди, кто-то мерзко ржет за спиной, но я подавляю паранойю. Сейчас ни у кого нет повода надо мной смеяться.

На облезлой стене, прикрывая потребность в ремонте, висит яркий стенд с семейными фотографиями отличников.

— Петров, Марченко, Рябинин… — читаю вслух, и мне становится совсем худо. — Он еще и отличник… Просто блеск!

Замираю у стенда, но фотки над уже знакомой фамилией не нахожу — вместо идиллической картинки над табличкой грустит пустой прозрачный кармашек.

Я мешкаю и нагоняю девочек лишь у входа в буфет — к кассе выстроилась очередь голодных злых студентов, гул голосов и звон посуды эхом гуляет по огромному помещению, столики стремительно заполняются.

Сую Миле нагретую ладонью мелочь и шиплю:

— Зацепи мне сосиску в тесте и сок, я пока займу место!

Натыкаясь на спинки стульев, я с запредельной скоростью лавирую между препятствиями, опережаю спешащую к последнему свободному столику девчонку и, душевно подмигнув, прямо перед ее носом закидываю рюкзак на пустой стул и занимаю еще один. Щелкнув пузырем жвачки, откидываюсь на спинку, сладко потягиваюсь, собираю в хвост розовые патлы и со скучающим видом наблюдаю за жующими людьми.

Зрелище местами милое. Местами — смешное, местами противное, местами…

На столик ложится тень, и обзор загораживает темная фигура — джинсы, мятая толстовка с закатанными рукавами, лямка рюкзака на широком плече, сжатые губы, острые скулы, серые, непроницаемые глаза…

Эмоции смешиваются и взрываются в солнечном сплетении, открыв рот, я наблюдаю за чудом: Святоша расслабляется, и его лицо расцветает в невозможной, крышесносной, убийственно красивой улыбке.

— Привет! — кивает он, передает мне мой рюкзак и занимает соседний стул.

7 (Святослав)