Выше нас — одно море

Я молчал. Я не предлагал ему сесть, но он сам удобно устроился в кресле. Я смотрел на него и думал, что нет, не может этого быть, капитан ошибся: ну что может быть общего у этого пожилого человека с Тамарой, то есть с Кузько? А если капитан прав?..

— Будем разговаривать или будем молчать? — игриво спросил Валдаев.

— Слушайте, Валдаев, у меня имеются сведения о том, что вы постоянный гость в каюте у камбузницы Кузько. Это верно?

Он расхохотался.

— А что, недурна девочка?

Злость закипела у меня в груди. Эти нахальные глаза, этот развязный тон… Нет, не верю!

— Вы женатый человек, Валдаев, как можно так вести себя?

— А кто сказал, что я холостой? Я совсем не собираюсь на ней жениться.

У меня чертики запрыгали в глазах от лютого желания ударить по этой наглой физиономии, я в бешенстве стукнул кулаком по столу и заорал на него:

— Прекратите! Имейте в виду, пока я здесь старпомом, не позволю разводить кабак на судне, понятно? И жене вашей сообщу письмом о вашем поведении.

Лицо Валдаева странно задергалось и побледнело. Он встал с кресла и заговорил уже совсем другим тоном:

— Сергей Акимович, вы меня не так поняли. Я пошутил. Зачем же сразу «письмо жене»?

Я не хотел его слушать, перебил:

— Предупреждаю, Валдаев, если еще раз увидят вас у Кузько, письмо вашей жене будет послано немедленно, а ваше поведение обсудим на судовом собрании. Хорошенько это поймите. И шутки шутить со мной не советую.

Когда он ушел, меня трясло, как в лихорадке. Но какова Тамара… как же она может принимать ухаживания такого человека? Вот женщины, поди пойми их! А мне предстоял еще разговор с ней. Разговор не из приятных. Но одно воспоминание о беседе с капитаном подстегивало меня немедленно довести дело до конца. И я вызвал к себе Кузько.

Она стояла в дверях и, лукаво улыбаясь, посматривала на меня. А я молчал. Я не знал, что ей сказать.

— Ну, — певучим голосом протянула она, — я пришла.

— Вижу, — сухо ответил я. — У меня официальный разговор.

— О чем?

— О недостатках в вашем поведении.

— Какие же это недостатки обнаружились у меня?

— К вам в каюту ходят мужчины.

— Ну и что? И вы можете зайти.

Я упорно старался не смотреть на нее и бубнил:

— Не положено по уставу, чтобы в каюту к женщине входил мужчина и оставался там.

Она повела плечами.

— Так прикажите им не ходить.

Она не спускала с меня своих смеющихся глаз и, конечно, видела мое смущение. Я это понимал, но ничего поделать с собой не мог.

— Да и то сказать, — усмехнулась она, — ходят-то все старики. А молодые у нас какие-то нелюдимые, очень уж сердитые. — Кузько вдруг прыснула смехом: — Ой, у вас на щеках пятна красные, как у девушки!

Взъяренный, я пулей вылетел из каюты и ринулся к капитану. Не дожидаясь ответа на стук, я открыл дверь и, задыхаясь, выпалил:

— Прошу уволить меня от бесед с этой девицей.

Капитан холодно посмотрел на меня.

— Потрудитесь успокоиться. Вы старпом или мокрая тряпка? Идите и выполняйте свои обязанности.

Я выскочил из капитанской каюты. «Вот крокодил! — скрежетал я зубами. — «Вы старпом или мокрая тряпка»… А вы кто — человек или бом-брам-стеньга?»

Через сутки мы пришли на рейд острова Диксон, уточнили ледовую обстановку и после короткой стоянки направились к первой точке. Точка эта называлась островом Уединения и лежала далеко-далеко на севере Карского моря.

Все эти дни я внимательно присматривался к Кузько. На Валдаева моя беседа подействовала, он теперь не подходил к Тамаре. А вот другие по-прежнему осаждали камбуз, шутили и старались ухаживать за камбузницей.

И чем чаще я видел Тамару, тем больше меня тянуло к ней. Мне хотелось пошутить и посмеяться вместе с ней, но ничего не получалось. Едва я подходил к камбузу, как она становилась серьезной и такой вежливой, что слова застревали у меня на языке. Наверное, я казался ей смешным.

Мы стояли на рейде острова Уединения и выгружались. По вечерам я обычно обходил судно, осматривал палубу и помещения. И вот однажды, подойдя к камбузу, я услышал возню за дымовой трубой. Заглянув, я увидел, что матрос Поликанов, молодой здоровенный детина, обнял Кузько и пытается ее поцеловать. Она смеялась и колотила его по плечам. Я рванул Поликанова за плечо и крикнул:

— Вы чем тут занимаетесь?

Поликанов отпрянул от девушки и смущенно затоптался на месте. Кузько сердито пробормотала:

— Черт противный, опять лезет…

Кому она это сказала? Мне или матросу? Я выпрямился и, стараясь быть спокойным, приказал Поликанову идти на шлюпку.

— А с вами у меня будет особый разговор, — сухо бросил я камбузнице, — Через полчаса я жду вас в каюте.

Не оборачиваясь, я быстро пошел к себе.

Она пришла через час. Я не стал спрашивать ее о причинах опоздания, мне было не до этого. Внутри у меня все горело. Тамара встала у двери и спокойно смотрела на меня. Я отвел взгляд в сторону и спросил срывающимся голосом:

— Почему вы позволяете им так обращаться с собой?

— Как это «так»?

— Не притворяйтесь. Прекрасно понимаете, о чем я говорю.

— А вам какое дело?

Я смотрел на нее и, кроме огромных ее глаз, ничего не видел.