— Посмотри — ты сама понимаешь, что он не специально, — сказал я, когда Юки закончила свои
— Нет, он не так смотрел! Он смотрел по-другому!
Главная ошибка, которую совершила Юки, заключалась в попытке совместить личные дела с фестивалем в честь СубПортации. Как и другие школьники, она участвовала в мероприятиях, встречала переселенцев и показывала им станцию, и потому видела свою первую любовь чаще и в других обстоятельствах — не только в классе, на перемене или в кружке. Вот только Юки забыла, что в такие дни мир вращается вокруг СубПорта, и внимание её пассии будет сконцентрировано на фестивале! Тем более, он впервые участвовал в таком на «Тильде»: прилетел в прошлый раз — и потому чувствовал громадную ответственность, чего не понимала она, родившаяся здесь и вообще занятая другим.
— Что мне теперь делать? И что мне завтра надеть?
— Это и надень, — ответил я, протягивая ей губку для лица — свою она, похоже, не захватила, но успела неоднократно пустить слезу, пока ждала меня. — Тебе идёт!
— Правда? — она начала вытирать лицо, и вдруг замерла. — А если я опять буду в этом? Что скажут? Что нечего надеть? Что кончилось воображение?
— Если что-то скажут, ответь, что тебе он очень нравится. И ты собираешься носить его только по праздникам!
— Это глупо… — и губка раздражённо отлетела в кадку с растениями. — Это не ответ! Надо решить, и сейчас! Срочно!
Я проследил взглядом — увидел, что губка там не одинока: у неё есть «подружка». Значит, Юки уже доводила себя до того, чтобы кидалась первым попавшим под руку… Едва успел прикусить губу, чтобы не поделиться этим наблюдением с несчастной влюблённой. Она же в таком состоянии, что не поймёт юмора, зато бурно отреагирует на любое подтверждение своего одиночества: я, мол, никому не нужна, тогда как даже губка…
Приближался третий час ночи. Юки давно было пора спать — как и мне, вообще-то — но отправлять её в постель бессмысленно: всё равно будет бродить или просто лежать в постели до утра, думая, думая, думая. Как, кстати, и я.
Сидя со своей подопечной, я забыл о Жубере и о Кортесе. Совсем вылетело из головы! Мне нравилось жить
— О чём ты думаешь? — вдруг поинтересовалась она, резко сменив тему, опустила ноги на пол и потянулась. — Что-то по работе?
Она смотрела в другой конец улицы — я тоже оглянулся туда, но никого не заметил. Кто там мог быть? Кто вообще бродит глубокой ночью по Центральной зоне — и при этом прячется, чтобы его не увидели?
— Да…. Ерунда! — отозвался я, смотря на наше отражение в тёмном стекле, обрамлённое густой листвой, как рамой.
Юки встала, повернувшись в противоположную сторону — и тогда я бросил взгляд туда, куда минуту назад смотрела она. Жубер — выглянул и смотрит. Я знал, что там либо он, либо его подельник. И тот факт, что там был именно Жубер, был очень полезным…
— Тебе пора спать, — громко сказал я. — Давно пора!
— Ну, правда, как там у тебя? Опять что-то? — не спешила подчиняться она.
— Я почти разобрался. Ничего серьёзного.
«Они правильно настроены?»
Второй из команды шантажистов прибыл на следующее утро.
Он был похож на Жубера: тоже шовинизм, благодаря которому я его и заметил — только шовинизм второй степени. Тоже бессемейный одиночка, что существенно упростило процедуру переезда. В прошлом лаборант Отдела Безопасности, а теперь — «будущий тэфер, если не передумаю», как он указал в своей анкете. Данные я проверил в рабочем порядке, и тут же задумался: а знали ли эти двое о фобиях друг друга? Такое не сообщают вслух, это не спатиотомия, и можно ни разу не продемонстрировать окружающим своё скептическое отношение к «живым» ИскИнам! Или продемонстрировать так, что только «идейные братья» поймут, что произошло.
«Может, знали, и понимали, что я вычислю их, но не стали беспокоиться. Или у них не было выбора, потому что такое «свойство» есть у каждого из них. Или…»
Хаким Хёугэн тоже был шовинистом. Кстати, второй степени. Я проверил Нортонсона — нет. Среди обэшников Восточного сектора их вообще не было — просто совпадение. Не считая инспектора, всего пять человек на «Тильде-1», её «дочках», Шестой и планете мучились этим отличием, и ни у кого не было второй и тем более первой степени.
«Потому что первая и вторая степень — это результат неэффективной терапии. Но этих людей не трогали, потому что они нашли себе место в жизни. А некоторых объединяло не только место…»