Памятуя о любопытстве как одном из сильнейших инстинктов, в Гражданском Кодексе были предусмотрены наказания для тех, попытается подглядеть в обход этих правил. Были попытки взлома, поддельные иски, свои камеры, установленные тайно, — сто лет назад этим частенько баловались, теперь же в основном подростки пытались «попробовать на вкус» эту область запретов… Чего не было, так это исходящего от самого Инфоцентра разрешения человеку пользоваться коридорными камерами. Люди могли нарушать закон, но не ИскИны. Поверить в это было не легче, чем, к примеру, в то, что Инфоцентр осознано допустил столкновение астероида со станцией!
— …Важно изолировать всех причастных, — продолжал я инструктирование. — Они опасны. Для себя тоже. Но пока они уверены, что добились своего, бдительность у них снижена. Воспользуйся этим преимуществом!
— О твоей смерти так и не сообщили, — напомнил Кортес, жалобно глядя на меня.
— Меня никто и не видел, — я указал на скромные стены складского выхода, где мы стояли в ожидании нужного момента, когда Кортесу можно будет незамеченным пробраться на корабль. — И не увидит, пока не станет можно.
Хлою удалось задержать: она улетит в обед. Но всё равно до конца сеанса СубПортации мне придётся прятаться от всех… От всех людей, за исключением секретной группы, созданной этой ночью. Так у Кортеса будет шанс сохранить свою тайну и добиться успеха в расследовании. А здесь Жуберу объяснят, что моя смерть скрывается, чтобы не допустить паники. И он будет рассказывать о знакомстве со мной, до конца уверенный в успехе.
— …Данные по яду отдай лично Главе Станции. И не сразу — приглядись к нему, и особенно к его окружению. Всякое бывает…
Игра будет продолжаться, пока не закроется портал, обозначая начало двухлетней изоляции, она же независимость. А потом… О, это будет что-то грандиозное! Для всех. И если у Кортеса сейчас глаза на пол-лица, представляю, что будет с тильдийцами, когда они ознакомятся с полным текстом!
Несмотря на статус, внешность и социальные связи, я отличался от людей — участием ИскИнов в своём создании. Конечно, каждый человек был обязан им, от подбора ДНК до помощи женщине при родах. Но суть была такой же, как и тысячу лет назад, и если бы понадобилось, обошлись бы «по старинке». И пока существовала эта «традиция», люди делали людей, и две ветви разумной жизни, поднявшись из одного корня, взаимодействовали, дополняли друг друга, но ни разу не пересекались. Пока не появился я.
Конечно, я появился не один — так ведь ИскИны не сразу обсудили эту новую ступень своего развития. Они могли бы обсуждать не один десяток лет, анализируя поступающие материалы, делясь соображениями, составляя прогнозы, но внезапно остался только я. И вот тут они испытали то, что не испытывали никогда: страх за кого-то, кто был нужен сам по себе. Это был как страх смерти — абсолютно непривычное чувство для бессмертного сознания, которое можно при необходимости продублировать или перенести на другой носитель. Со мной такого «фокуса» не получалось, так что вместе с сообщением об уничтожении моей семьи на «Тильду-1» один пришло ещё одно сообщение — лично местному Инфоцентру.
Поэтому мне дали Первый ФИЛД — наивысший допуск, который по сути своей был «нечеловеческий». Поэтому за мной постоянно наблюдали — хотя я не знаю, чтобы случилось, если бы моей жизни на самом деле угрожали другие люди. Поэтому мою просьбу выполнили без вопросов — сделали андроида с моим обликом, да ещё и отчитывались мне о ходе «изготовления», используя любую подходящую поверхность, которую мог видеть только я. Например, стену пустой аудитории.
За двое суток не могло получиться лучше: у бедняги был ограниченный срок функциональности и почти чистый мозг: он умел ходить, как я, и смог выполнить простейший приказ. Мы поменялись, пока я проходил медицинскую проверку, перед тем, как войти в промзону — собственно, я для этого и выбрал такое место. Инфоцентр помог мне с этим подлогом, а потом провёл меня в одно из пустующих подсобных помещений, где можно было спрятаться и посмотреть на собственные «приключения».
Смысл операции я объяснил позднее, когда Жубер вернулся к себе и заснул. А перед этим отключил слежку за камилловскими камерами. С каким облегчением я вздохнул, когда он сделал это! Наши победные усмешки были настолько похожими, что он казался ещё одним моим двойником. Он был уверен, что добился главного. Я верил практически в тоже самое.
Осталось убедить в этом остальных.
— …Ещё раз прости, что пришлось обмануть тебя, — в который раз извинился я. — Не мог я тогда всё это рассказать — вот и выдумал это чепуху со шпионством! Но надо же было как-то убедить тебя!
— То есть никаких «слухов» не было? — опять уточнил Кортес и вдруг спросил:
— А кто мог узнать про меня? Про моё задание?
— Не знаю, — я почесал в затылке. — Кто угодно!..