У шовинистов чаще случались проблемы непонимания с обслуживающими камиллами. В комнаты им всегда ставили специально обученных, которые умеют проявлять себя «не раздражающе». Эта же отметка не позволяла стать обладателем «подарков» типа Чарлика. При этом они могли получать почти все профессии, хотя в педагоги их брали неохотно. А вот в медики — никогда. И, разумеется, их не было среди программистов и посредников. Впрочем, проверять работу ИскИнов они умели едва ли не лучше остальных, так что они легко находили себе место в ОБ или ремонтных бригадах. Шовинистическое отношение обычно формировалось в раннем детстве плюс события, которые отпечатывались на психике. Кому-то удавалось изжить это, кто-то всю жизнь смотрел на «младших братьев» — и видел всего лишь инструмент.
Как и другие относительно безопасные фобии, шовинизм считался частью личной сферы. Информация о нём была открыта в основном специалистам, которым предстояло учитывать это обстоятельство. ИскИны тоже о ней знали.
— Я понимаю, — повторил я, наверное, в сотый раз.
— Надеюсь на это, — и он помахал играющим детям.
Делал он это свободной правой рукой, в то время как левая продолжала прикрывать рот.
— Времени у тебя немного — потрать его с пользой! И не воспринимай это как какую-то ненависть. Тебя не нужно было создавать. Ошибку совершили другие. Мы только исправляем её.
— Уверен, многие скажут вам «спасибо»! — мрачно пошутил я.
— Нет, — и он посмотрел на меня едва ли не с жалостью. — Смысл в том, чтобы никто не понял, за что говорить «спасибо». Никто и никогда. Это делается не ради благодарностей. Люди помогают друг другу не для этого. Может, ты успеешь понять, зачем всё. Ты же умный!
«Зачем портить игру?»
До ужина, обещанного распрекрасной Хлое, оставалось чуть больше часа, и я зашёл к себе в блок — как будто для того, чтобы подготовиться. Так оно и было, да только не об ужине я размышлял…
— Как прошёл твой день? — встретил меня Чарли, едва я переступил порог комнаты. — Всё хорошо? Или были проблемы? — и он пошевелил острыми ушами с кисточками на концах.
Свин не напоминал, что ему было скучно одному: сегодня я никак не мог взять его с собой, во всяком случае, днём. Но вечером другие правила, а что можно жаловаться на одиночество, я ему уже объяснил. Друзья имеют право и прямо-таки обязаны выражать своё недовольство, если что-то не так.
Под «одиночеством» мы оба понимали ситуацию, при которой свин сидит у меня в комнате без живого общения с людьми. Он мог подключиться к Сети, но что это меняет, когда рядом нет того, кто дорог? Для Чарли это было
— Ты возьмёшь меня на вечер?
— Извини… Сегодня никак.
Проигнорировав кресло, я опустился прямо на пол — давно этого не делал, но вдруг захотелось. Так было надёжнее — удобнее думать. Как же описать мои
Жубер пообещал, что узнает, если я посмею рассказать всё Инфоцентру. Как и с неведомыми друзьями и угрозой, это могло быть блефом. Но представим, что так и есть.
Дня начала: как он узнает? Каким бы умным он ни был, но взломать центральный логос он бы не смог! Если он не мегагениальный программист, разумеется. Но программист-шовинист — это что-то совсем новенькое! Жубер из другой службы — из Отдела Безопасности. Он представляет алгоритмы действий ИскИнов, но не может повлиять. С другой стороны, зачем? Хватает того, что он знает о существующих технологиях и умеет с ними управляться.
«Ему и не нужно никого взламывать!» — я широко улыбнулся и посмотрел на Чарли, который заинтересованно смотрел на меня, вращая пружинистым хвостиком. Смотрел молча: «не мешать, когда я думаю», он тоже уже научился.
Жубер не программист. И сколько бы
Замерив «нулевую» активность нагрузки на средства