Вырождение семьи, вырождение текста: «Господа Головлевы», французский натурализм и дискурс дегенерации XIX века

Упадок семьи Головлевых представляется как прогрессирующее, неудержимое вырождение, причины которого видятся в биодетерминистском процессе наследственности. Такие негативные качества, как «праздность, непригодность к какому бы то ни было делу и запой», передаются из поколения в поколение и ведут к неизбежной гибели семьи, в основе которой лежит исчерпанность духовных и телесных сил: «пустословие», «пустомыслие», «пустоутробие», т. е. повсеместные, обычные проявления дегенерации. Примечательна радикализация постулированного в натурализме детерминистического характера дегенерации: причины плохой наследственности не подвластны влиянию человека, так как «пенаты», «фатум» заменяют собой «конкретное» влияние социального окружения и болезней. Унаследованные черты характера во втором поколении Головлевых [XIII: 9–19] безразличны к причинно-следственно-му предопределению судьбы, как это обычно имеет место в натуралистическом романе. Порфирий унаследовал от матери хозяйственную скупость, Степан и Павел, подобно их отцу, совершенно апатичны и легкомысленны. Несмотря на эти различия все они проживают один и тот же трагический процесс дегенерации. Безвыходность положения подкрепляется тем фактом, что даже суетливая хозяйственность Арины Петровны на самом деле носит прогрессирующий дегенеративный характер. Ее на первый взгляд потрясающая способность умножения состояния, контрастирует с картиной гниющих запасов в доме Головлевых[33] и предстает совершенно бессмысленным, «энтропическим пароксизмом»[34]. Дегенерация семьи Головлевых не имеет, таким образом, ни медицинского, ни социального начала. Описываемый в настоящем процесс теряется в неопределенной предистории[35], а конец истории не виден даже после смерти Порфирия[36]. Обезвременивание повествования достигается прерыванием диахронической перспективы, путем пермутации эпизодов: отрывок «Недозволенные семейные радости» следует после описания смерти Арины Петровны, хотя содержательно предшествует ему. Прогрессивность и последовательность вырождения прерываются, и тем самым усиливается их безвыходность и безнадежность.

Основными героями в нарисованной Щедриным истории дегенерации выступают Арина Петровна и Иудушка. Кажется, что Порфирий перверсивно пародирует манеру своей матери и ее властолюбие: Арина Петровна деспотично управляла имением. Позиция ее сына является пустой карикатурой, он компенсирует бессилие, представляя себя всемогущим в своих фантазиях [Ehre 1977: 6–7]. Очевидно, персонифицируя лицемерие, Иудушка выказывает также и другие стигматы вырождения: крайняя степень мистицизма, на самом деле являющимся скорее святошеством, чем набожностью (он очень хорошо держится, когда молится, но делает это только потому, что боится дьявола[37]); патологический эгоизм, который граничит с мегаломанией[38]; отсутствие сознания моральных законов, т. е. синдром «нравственного помешательства»: «<…> человек, лишенный всякого нравственного мерила» [XIII: 101], «полная свобода от каких-либо нравственных ограничений» [XIII: 104].

Важным элементом редукции и оптимизации натуралистических методов в романе является совпадение фактора наследственности и социального окружения. Одним из важнейших моментов в романе является слияние фактора семейного окружения, от которого никуда не деться, и биологической наследственности. Два этих фактора создают ваккумное детерминистическое пространство. Надаром фамилия и имение носят одинаковое название. Намеки на влияние окружающей среды касаются или исключительно семьи — она и есть та среда, — или методов воспитания, применяемых к молодому поколению Головлевых, навсегда сформировавших их личности[39]. Все, что происходит за пределами Головлево, кажется, не оказывает на героев никакого влияния. События, рассказывающие о промахах Головлевых в обществе, вне семьи, никогда не являются центральным объектом повествования и упоминаются лишь поверхностно. Действие романа разворачивается в трех имениях — Головлево, Дубровино и Погорелка, — которые из-за своей внешней схожести и из-за схожести происходящих в них событий сливаются в единое пространство. Пространственное ограничение действия придает фатальной безнадежности судьбы Головлевых клаустрофобический характер, еще более усиливающий узость и изолированность натуралистического пространства[40].