Вырай (СИ)

— Фокин, а ведь это хорошая версия! Пойдёмте, товарищи. — Игнатьевич пригладил редкие волосы и сделал шаг под деревья. Через метра полтора он скрылся из виду за широкозадой красавицей ёлкой.

— Что, вучитель, тормозишь? Пойдём. А то обед скоро. — Лупатый ушёл вперёд.

«Чует моё сердце — не простой это лесок. И что там можно нехило вляпаться в какую-нибудь потустороннюю гадость».

В кармане джинсов ожил телефон. Звонила Таня.

— Макс? — Приглушённо сказала девушка. — Я тут с деревенскими, на пригорке. Они сказали, что ты пошёл разобраться.

— Да, Танюш.

— Может, не надо? Тебе не кажется, что это всё слишком странно? Можешь считать меня сумасшедшей, но туман вокруг деревьев нервирует — вдруг это химическое что-то? Яд какой-нибудь?

Максим фыркнул:

— Вот уж нет.

— Тут бабы в толпе рассуждают, что это может быть что-то колдовское. — Ещё тише проговорила фельдшер. — Смешно, правда?

— Тань, я вернусь, и поговорим, окей? — Бондаренко помолчал. — А если не вернусь, найди Марину Сычкову или Коваля. Они тебе всё расскажут и покажут.

Макс торопливо нажал отбой. Сейчас не хотелось ничего объяснять.

— Всем привет, я Максим Бондаренко, и сегодня мы попробуем прогуляться по магическому лесу, — пробормотал мужчина и двинулся за спутниками.

* * *

Едва зайдя за ёлку, Сергей Игнатьевич остановился, как вкопанный — вокруг вдруг резко потемнело, словно наступила ночь. Задрав голову, председатель увидел, что небо высоко над деревьями усыпано крупными звёздами.

— Вы это видели? — Обернулся мужчина, но сзади никого не было. Обогнув ель, которая в темноте выглядела внушительно, Игнатьевич крикнул:

— Мужики!

— Мужики, жики, жики, ики, ихи-хи, охо-хо, гы-гы-гы! — Прогнусавило жизнерадостное эхо.

Игнатьевич сразу как-то скукожился. Даже словно меньше ростом стал.

— Эй! Вы где?

— В Караганде, га-га, га-га, ха-ха-ха! — Захохотало эхо.

Взвизгнув, как молоденькая девушка, председатель подскочил зайцем и побежал из лесу обратно, на дорогу.

Но через полтора метра деревья не кончились, как должны были. Вокруг стоял всё тот же лес. Густой кустарник мешал развить хорошую скорость, толстые стволы деревьев выныривали из темноты прямо на пути, сучья цеплялись за одежду, паутина липла к лицу. Эхо продолжало смеяться, страшно кричали ночные птицы, рычали звери, и Сергей Игнатьевич тоже закричал. От ужаса.

Неизвестно, сколько бы он пробежал — почтенный возраст не предусматривает марафонские дистанции. В конце концов, мужчина споткнулся о поваленное дерево и упал в мягкий ворох прошлогодней листвы.

— Мамочки, что же это! — Простонал председатель, даже не пытаясь встать.

— Мамочки, панамочки, в попе у всех ямочки! — Глумилось эхо.

— Заткнись! — Заорал Игнатьевич.

Странным образом это подействовало не только на голос, но и на остальных обитателей леса. Все почтительно замолчали.

— Вот так вот. — Удовлетворённо сказал руководитель сельсовета и перевернулся на спину.

Вверху чернели верхушки деревьев, подчёркивая красоту звёзд. В тишине председатель быстро успокоился и смог нормально мыслить.

«Это не ландшафтный дизайн. Ботаник прав оказался. Что-то тут нечисто».

Игнатьевич с кряхтеньем встал, стряхнул листву с одежды и стал оглядываться.

«Не зря тёща в церковь бегает. Есть что-то на свете». — Мужчина поковырялся в волосах, вытащил запутавшуюся в них веточку и с ненавистью на неё уставился.

— Надо выбираться. — Вслух пробормотал человек.

Видимость была практически нулевой. Лишь вдалеке мерцал какой-то огонёк.

Не видя больше никаких ориентиров, Сергей Игнатьевич стал пробираться к светящейся точке.

Глава 39

— Сергей Игнатич, вы где? — Вот только что Васёк впереди видел спину начальства. Моргнул — и всё. Вокруг лишь шумела и благоухала хвоей лесная чаща. Лупатый обернулся — ботаник исчез, как, впрочем, и дорога, на которой они только что стояли втроём.

— Ну и ну. Чую, дело пахнет керосином.

Странное дело — он совершенно не удивился, потому что после встречи с Дедом Морозом был готов к любой чертовщине и, в отличие от председателя, не обратившего внимание на лиловую дымку, ожидал как раз что-то подобное. Но страшновато всё же было.

Чтобы собраться с мыслями, Василий достал из кармана заветную маленькую бутылочку с водкой.

— Васенька, ты опять?!

Тракторист от неожиданности уронил чекушку.

— Сынок, умный проспится, дурак никогда. Сколько раз говорила, не пей горькую, горькая жизнь будет.

— Ма… мамка?!

— А кто же ещё. Совсем без меня плохой стал. Эх, Васенька, Васенька… — Укоризненно покачала головой пожилая женщина, сидевшая на валуне.

Василий поморгал, но видение не исчезло. Точно, мама. Ласковые бледно-голубые глаза, морщины, собравшие лицо печёным яблоком, красный, в жёлтые розы, платок, завязанный под подбородком.

Знакомое старенькое платье, которое мать одевала двадцать лет подряд, собираясь в город. И грубые, узловатые, испоганенные тяжёлой работой руки.

Вот только Евдокия Фокина умерла десять лет назад.

— Не может этого быть. — Энергично замотал головой Лупатый.

— Материнская забота в огне не горит и в воде не тонет, сына. Неужели ты думал, что я тебя оставила? Я всегда рядом.