Вырай (СИ)

Жизнь превратилась в кошмар. Она боялась мужа до смерти, никогда не знала, в каком настроении он придёт домой. Он бил её методично, молча, стараясь не попасть по лицу. Лиза сдерживала крик, зная, что слёзы и мольбы распалят мучителя ещё сильней. Иногда хотелось заснуть и не проснуться.

И всё равно Лиза безумно его любила.

Ведь тот, хороший Григорий, никуда не исчез. Он иногда приносил цветы, улыбался, как на первом свидании, целовал в ушко, дарил подарки, и девушка млела от счастья. Этот круговорот двух таких разных мужчин приковывал жену посильней любых цепей. Она не мыслила без Гриши своей жизни.

В конце восьмидесятых родился Лёшенька.

Она отдала себя ребёнку чуть более чем полностью. Маленький сопящий комочек примирил её с жестокостью мужа, к тому же Григорий с появлением сына подобрел, побои стали очень редки. Женщина решила, что Добрынин изменился.

Она ошибалась.

Первые года четыре отец на Лёшу практически не обращал внимания — копошится что-то сопливое в углу, и ладно. Но однажды Гришу вызвали в сад и пожаловались на жестокость мальчика. Он бил других детей, грубил воспитательницам.

Гриша пришёл домой и целый вечер наблюдал за наследником.

А четырёхлетний Леша копировал поведение отца. Он так же хамил матери, дёргал её за волосы, пинал ногами, а потом подходил и начинал «нежничать». Женщина сносила всё безропотно, считая, что ребёнку такое поведение позволительно, и он «перерастёт».

С тех пор Григорий стал проводить с сыном больше времени.

Однажды, когда Лёшеньке было лет восемь, Лиза с ужасом узнала, откуда взялись тёплые рабочие места, двухкомнатная квартира, и куда муж уходил все эти годы по вечерам и ночам.

Гриша после ужина приказал одеться и ехать с ним. Женщина, привыкшая беспрекословно подчинятся, собралась быстро.

Они оказались за городом, в незнакомом посёлке. Подъехали к двухэтажному коттеджу, прятавшемуся за высоким каменным забором. Гриша достал ключ, открыл ворота и загнал машину во двор.

Здесь, помимо дома, имелся небольшая постройка. Григорий двинулся к ней, жена следом.

Сарай оказался прикрытием. Под ним находился обширный подвал, оборудованный как камера пыток. Везде цепи, крюки, ножи, скальпели. И двуспальная кровать. На кровати стонала беременная женщина.

— Роды прими, дорогая.

Лиза не сразу поняла, что от неё хочет муж, и что здесь делает незнакомка. Но потом увидела свежие и поджившие раны на теле пленницы, кровь на кровати и равнодушие, сквозившее в глазах Григория.

Роды она приняла. Правда, измученная многомесячными издевательствами мать умерла ещё до того, как ребёнок первый раз закричал. Гриша молча взял орущего младенца и свернул ему шею. Лиза упала в обморок.

Очнулась от пощёчин.

— Помоги.

И она помогала. Придерживала тело, когда Гриша его распиливал. Вытирала тряпкой кровь с пола. Слёзы текли по щекам, всё тело тряслось крупной дрожью, но руки продолжали выполнять указания.

Это была середина девяностых. Люди бесследно исчезали каждый день, трупы в мешках находили чуть ли не в каждой помойке. Григорий тоже особо не прятался — выбросил останки в канаву у дороги, по дороге домой.

Пока ехали, Добрынин рассказывал. Ровным голосом, иногда посмеиваясь. Лиза, сжавшись на переднем сиденье, с ужасом слушала.

У Гриши в Москве жил родственник со стороны матери. Очень высокопоставленный человек. Он помог парню поступить в университет, выбил квартиру и хорошее место. И именно он открыл в племяннике тайные грани.

— Понимаешь, Лиза. Я всегда чувствовал себя не таким, как все. Всегда. А он помог мне понять, кто я на самом деле. Всё стало на свои места. Обычные люди — это серая масса, безмолвные, тупые овцы. А я — хищник. Как и дядя. Вот ты — хорошая овечка. — С этими словами Добрынин ласково посмотрел на жену. — Тихая, скромная, безропотная. Хорошая хозяйка и мать. Таких, как ты, можно и нужно держать рядом. А остальные бабы — грязь. Дырки для удовлетворения похоти. Ни одну мы сюда не привезли насильно. Каждая из них с радостью ехала с нами в ресторан, а потом и на дачу, надеясь что-то с этого поиметь.

Лиза молчала.

— Дядя умер полгода назад. Дача теперь моя. Наша. Можешь тут огород посадить, если хочешь. Ты молодец, сегодня я понял, что могу тебе доверять.

Лиза кивнула. А что она могла ещё сделать?

— Теперь всё изменится. Ты самый близкий мне человек. Больше не буду врать. Ты рада, дорогая?

Информацию Елизавета переваривала три дня. Даже порывалась пойти в милицию, но передумала — ведь теперь она была соучастницей.

Если она сядет — что будет с Лёшенькой?

А Гриша совсем потерял стыд. Заимел привычку перед сном рассказывать жене о своих развлечениях — это его возбуждало. Лиза сначала шарахалась, а потом привыкла.