Выпуск 4. Семь пьес с необычной судьбой

ВОЛОДЯ. Что? Какой такой еще Бог? Не знаю никакого Бога! Про что вы говорите, Елена Сергеевна? Мы же атеисты, вы что, забыли, что мы атеисты, вы же нас сами учили.

ВИТЯ. Братцы, братцы, где у них тут это… Худо мне, братцы… (Шатаясь, идет на кухню, его тошнит.)

ПАША. А знаете, господа, что меня больше всего поражает в этой истории? То, что Елена Сергеевна пожалела худшего из нас. Попросту говоря, алкаша. Это и есть потрясающий российский феномен, когда мы готовы посочувствовать любому забулдыге, распоследнему пьянице и уголовнику, но только не своему брату интеллигенту. (Пауза.) За что вы Витюшу пожалели, Елена Сергеевна? Чем он заслужил? За что ему честь такая? Он вам телефон сломал, обыскивал вас, а вы все враз простили, стоило Витюшу отбросом назвать.

ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА (глухо). Он жертва. Вы его развратили и использовали, это умение у вас уже есть.

ПАША. Ой, это все народнические штучки. Народ — жертва, стало быть, его надо защищать. Какая же он жертва? У него что, своей головы на плечах нет? Да мы его и брать-то с собой не хотели. Сам навязался. Стащил у предков хрусталь. Возьмите, говорит, меня в долю. Спасибо, Лялька его отстояла, она добрая, вроде вас. Ничего не решил, говорит, два поставят, жалко. Неужели только ничтожество заслуживает вашего снисхождения и сочувствия? Вы бы лучше меня пожалели, Елена Сергеевна. Я как-никак потомственный интеллигент и подаю надежды, можно сказать — будущая гордость России. Смотрите, как бы локти потом не пришлось кусать, когда в вас начнут пальцами тыкать. История не прощает своих палачей.

ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА. Что вы сказали?

ПАША. Я сказал, что история помнит всех своих палачей и каждого назовет поименно.

ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА. Вы, молодой человек… подлец! Негодяй!

ПАША. Б-благодарите Б-Бога, что вы женщина, а то…

ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА. Что? Ударили бы? Так бейте! Бейте! Неужели вас хоть что-то может остановить?!

ПАША. Я мужчина, я руку на женщин не подымаю.

ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА. Лжете. Лжете. Еще как поднимите! Разве есть грань, которую бы вы не переступили?

ВОЛОДЯ. Как же, Елена Сергеевна, а заповеди? Не такие уж мы чудовища, как вы говорите. Не убий, не укради, не прелюбодействуй…

ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА. Ах, не убий… Уж конечно, с топором, как Раскольников, не пойдете. Где вам! Души не хватит. А ложью, а предательством — глазом не моргнув!

ВОЛОДЯ. А знаете, вам очень идет.

ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА (не поняла). Что?

ВОЛОДЯ. Гнев вам очень идет. Глаза горят, лицо пылает. Вы никогда не пробовали играть в самодеятельности? Вас бы взяли, темперамент у вас подходящий, я бы даже сказал — трагический.

ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА. Послушайте, а может быть, вы сейчас все такие… не люди?.. Знаете, даже у богов есть своя ахиллесова пята, вы же практически неуязвимы. Как же вам будет удобно жить… Круглые люди, у которых никогда не болит душа. Или ее нет?

ПАША. Это у нас нет души? У нас, да?

ВОЛОДЯ. Да успокойся ты. Не мечи бисер, нас же все равно не поймут. Ты же видишь, это машина, автомат, робот!

ПАША. Ненавижу, ненавижу героев, лезущих грудью на амбразуру! Ненавижу амбразуры, на которые нужно лезть! Почему, почему мы всегда должны лезть на амбразуры? В школе надо изображать комсомольского деятеля, чтобы получить хорошую характеристику, здесь надо изображать подлеца, чтобы вырвать для поступления лишний балл, а когда не хватит этого самого единственного балла и тебя вышвырнут вон, придется изображать идиота, чтобы попасть в психушку и получить белый билет, а вместе с ним хорошую порцию серы и прочей мерзости в компенсацию за свободу. Не слишком ли много усилий для получения элементарной возможности просто заниматься своим делом? Только тупой идиот может всерьез относиться к этой игре, в которой вынуждены участвовать все мало-мальски способные люди. Неужели вам непонятно, что вы защищаете не высокие гуманистические идеалы, а только бюрократическую машину с ее насквозь фальшивой узколобой моралью?

ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА. Замолчите! Замолчите! Я не желаю вас слушать! (Зажимает ладонями уши, бормочет: «Пока свободою горим…»)

ПАША. Вы сетуете на нашу неуязвимость, но как пробиться к вашей собственной душе, обросшей штампами, фальшивыми лозунгами, мертвыми принципами, чувствами и словами? И если в школе мы вам не верим, то только потому, что вы сами не верите ни себе, ни тому, что пытаетесь нам внушить!

ВОЛОДЯ. Браво! Браво! Цицерон ты наш! Слушайте, слушайте, Елена Сергеевна!

ПАША. Глядя на вас, мы с детства учимся лицемерить, фальшивить и показушничать. И учат нас этому десятки учителей и сама жизнь! Так что бросьте, Елена Сергеевна, мы — ваши дети. Кровные дети, а не пасынки, и не открещивайтесь от нас руками и ногами, вы нас породили сами!